[Тася]

Надо сказать, что раз начало смены отодвинули почти на неделю, а окончание смены оставили на месте, ведь следующая после нас должна начаться вовремя, и всю образовательную программу нам не сократили, получилось то, что получилось. Громадный объём запланированных часов работы втиснули в 20 дней чистого времени. В итоге у нас было гипернасыщенное расписание, плотный график работы и ровно 1,5 часа свободного времени в день (я считала). Мы просыпаемся, завтракаем, рисуем 2 профиля, обедаем, учимся 2 пары, рисуем на третьем профиле, ужинаем, дорисовываем в номерах наши огромные работы, которые мы притаскивали из ГМЦ на автобусе, через лифт на 6 этаж, потом после отбоя тоже сидели рисовали, и в итоге мы ещё удивлялись, почему нам снится, как мы рисуем и работаем. Но, тем не менее, отдых нам отводился регулярно, правда этот отдых был отдыхом активным, ведь строился он на принципе смены деятельности. Это значит, что у нас были всевозможные экскурсии ( я попала на сочинский мотодром формулы-1 и в парк южных культур, где были растения и деревья со всей планеты!), лекции, мини-курсы по выбору (была на «азах публичных выступлений», где так интересно объясняли, как быть хорошим спикером; ещё прошла курс «ботанического искусства: точный расчёт или вдохновесние?», где нам директор Никитинского ботанического сада вёл экскурс в историю ботаники, постоянно задаваясь вопросом, чего же здесь больше – науки или искусства, а потом вдруг оживил обстановку и предложил создать ландшафтный дизайн для его ботанического сада), были кинопоказы, правда мы на них никак не попадали из-за отсутствия времени, но всё же с соседкой по комнате выкроили время для 1 фильма после отбоя в нашем номере - «Шоу трумана»; иногда, когда с мероприятий отпускали пораньше, и по воскресеньям можно было погулять от 10 до 40 минут; каждый выходной перед понедельником устраивались дискотеки (после первой, на которой я ко всем тихоням, в хорошем смысле слова, подходила и звала танцевать, чтобы те не жались в уголке, сразу же на следующий день и до конца смены ко мне подходили все те, кого я тогда звала: так приятно, но с другой стороны за 30 секунд человека в лицо запомнить очень трудно, особенно на дискотеке, поэтому, когда ко мне подходили и здоровались по имени, а постоянно думала: «как же тебя зовут!?, кто ты?»). Каждый день ещё устраивались вечерние сборы команды, где нам кураторы проводили рефлексии, разговаривали с нами по поводу нашего внутреннего самочувствия.

Начиная со второй недели наш профиль менялся кардинально – уезжали старые преподаватели и приходили новые. Приезжал сам ректор института! Мало того, что новые учителя, так ещё и материал новый! Акрил!!! Я им ни разу не рисовала, и привыкнуть к новой технике был очень трудно. Ладно, соус, тоже к нему не сразу привыкла, ведь акварельная техника для него не подходит – сохнет быстро, но он хотя бы стирается ластиком, есть возможность исправить. А тут такая капризная краска, сохнет очень быстро, даже быстрее соуса, ложится плотным слоем, темнеет на 2 тона, так ещё и вбивается в бумагу так, что потом никак не снять слой краски – чистая резина на холсте тонким слоем. Правда поняла это позднее, чем начала работу. Вот, думаю, акрил, как масло, только не такой вязкий и маслянистый, значит техника «грубой кисти» здесь подходит (когда «щетиной» хаотично втираешь масло в холст и получается немного фактурная, но ровная по тону заливка). Но не подошло, пока я работала в одном месте, в другом уже всё высохло, и когда возвращаюсь обратно – домазать, получается чистая лессировка, и все грубые края остаются видны, и приходится брать густую крску, чтобы перекрыть. Акварельная техника здесь тоже не подходит (лессировать аккуратно надо ещё научиться), ведь после прозрачной заливки краска сохнет неравномерно – пятнами. Приходилось ходить по ошибкам, пока, наконец, не поняла всю прелесть этой краски! На последней работе я оторвалась по полной, всю свою «злость» выплеснула, и получилось хорошо – работу забрали в Фонд.
Почему ещё я никак не могла совладать с этой краской? Всё наш преподаватель – ректор, немного пожилой. Он учил нас совсем не так, как мы привыкли – не подходил и говорил что и где, и как надо подправить, чтобы мы сами, как нам надо сделали, а просто скажет мол так-то не хорошо, и сам за тебя всё нарисует по-своему. Вся команда была в шоке от этого, ведь мы привыкли работать со своей техникой и мы знаем, как потом у нас получится и заранее предугадываем, что по ходу работы надо исправить, а он – не знает нашей работы. И потому совмещение его и нашей техники давало либо винегрет несуразицы из аккуратности и грубых кусков акрила, либо работу авторства самого преподавателя. Дело ещё в том, что он очень и очень грубо обращается с краской – мы видим силуэт и пишем гладко, а он видит пятна, и потому до пропорций и «краёв» фигуры ему нет дела, выходит очень размашисто. Когда мне впервые вот так «поправили» готовую работу, которую уже закончила, я от неожиданности за голову схватилась, и не могла выдохнуть воздух.. О, как я тогда негодовала. После третьей и последней работы настал пик. Всё нарисовала по эскизу, силуэт проработала, все пропорции вымерила, портрет уже готовый, композиция по силовым линиям – 2 часа профиля потратила не зря, думала я, поработала на славу. Бегу звать преподавателя, но тот, который только объясняет и редко что может подправить, был занят и пришлось обратиться за помощью ко второму. Он попросил ластик и всё начисто стёр! У меня аж в ушах зазвенело от этого, долго не могла оторвать руки от головы… И мягким карандашом жирными линиями грубо намечал примерное расположение новой фигуры, при том заместо человека я видела только «палку, палку, огуречник». Вечером я стерла от злости то, что мне «исправили», но полностью избавится не удалось – жирный карандаш трудно вытирается. Потом по своему пыталась дорисовать нормально до фигуры, чтобы было похоже, но линии преподавателя не соответствовали пропорциям. И короче пришлось прямо так начинать акрилом, чтобы потом по ходу дела. Я чёрной краской прямо из баночки жгла этот холст щетиной, втирала и мазала акрил со всем своим негодованием, глотала слёзы, и снова мазала до тех пор, пока не выдохлась и не отпустило. Стадия принятия прошла; на следующих занятиях ко мне преподаватели почти не подходили, я сама-сама потихоньку доводила до ума. А потом смотрю – да ведь так во сто крат лучше вышло, чем если бы мне мою первую работу оставили! Позвала того, кто мне помог и поблагодарила. В итоге, в конце работы всей, мне заместо «тут посмотри, надо исправить» сказали лишь: «Молодец, хорошо, очень хорошо» и больше ничего. Это была самая лучшая награда от этого преподавателя!