Моя бабушка, которая росла наоборот
Когда мне было шесть, бабушке исполнилось двенадцать.
Я это, как сейчас помню. Вечер, кухню заливает малиновым светом. Папа с работы вернулся, как всегда уставший, с грустными глазами. Он мне всегда напоминал Сенбернаров — больших таких добрых. Тех, которые вечно всех спасают. В руках у папы — пакет из магазина, а в пакете торт и набор свечей.
— Здравствуй бабушка! — говорит он и целует ее в морщинистый лоб.
Бабушка крошечная, как кукла — папе по грудь. Она всегда выбегает его встречать, потому что он покупает ей ириски. А она их сосет — грызть уже не может.
— Миша-Миша! — радуется она. — Что принес?
Он ставит на тумбу торт.
— С днем рождения, родная. Сколько тебе исполнилось?
Она что-то бормочет, смотрит в зеркало, и на секунду меняется в лице — становится злой. Потом снова глупенько улыбается.
— Двенадцать.
***
Она все никак не могла свечи задуть, потому что они были специальные — папа так пошутил. А она, когда узнала, вдруг заплакала, и мы ее весь вечер успокаивали. Помогло только, когда я ей включила мультики.
Той ночью я спросила у папы:
— Если бабушке двенадцать, почему она такая старая?
Он потрепал меня по голове, и сказал:
— Это такое волшебство, Надь. Наша ба — волшебница, но немного рассеянная. На самом деле, она знаменитая волшебница. Про нее Пугачеву пела. Вот эта «даром преподаватели» — про нее.
— Что за песня? — не поняла я.
Он напел хриплым голосом. Второй припев я тянула уже вместе с ним, хлопая в ладоши. Мне так хорошо стало, оттого, что бабушка волшебница. Как камень с души.
Я ведь и тогда понимала, что с ней что-то не так. Другие бабушки пирожки готовят, и смешно ругаются. А моя — заплетает волосы в жиденькие косички с бантами и днями на пролет рисует в раскрасках. Или иногда вдруг начнет искать учебники для школы, будто портфель собирает.
— Где моя математика? — говорит, потом плачет, что не может найти.
А ту вдруг выяснилось, что она — волшебница.
Папа сказал:
— Бабушка наложила на себя заклинание молодости, но все перепутала. Душой помолодела, а телом — состарилась.
Я так обрадовалась, что той ночью спала с бабушкой и, поцеловав, пообещала, что мы ее обязательно расколдуем.
***
А, когда мне было двенадцать, бабушке исполнился год. Заклинание продолжало работать.
Она уже не ела сама, а только с ложечки, и бубнила что-то непонятное. Даже в туалет ее нужно было водить. И обтирать губкой раз в три дня.
В двенадцать, конечно, никого обтирать губкой не хочется. Поэтому я бабушку ненавидела. Злилась на нее и часто кричала. А иногда ложилась рядом и плакала. И думала — а вдруг она сейчас соберется и расколдует себя? И станет нормальной бабушкой. Как у всех.
Иногда я спала с ней в обнимку, и так тепло от нее было, что даже страшно.
***
А что потом, спросишь? А сам как думаешь? Как и у всех бабушек-волшебниц. Заклинание вдруг спало само собой, и бабушка снова стала молодой. Забрала вещи и ушла.
Туда, куда все волшебницы уходят.
(с) Евгения Полянина (Jane Polyanina)