О Жизни...

[Маруся]

Одинокая девочка, а для других дура...

Мультфильм со смыслом.
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

[Маруся]

В жизни разное бывает. Статья интересная и проблема непростая...Прочитайте пожалуйста до конца.

Неправильные нищие

Иногда делаешь все вроде бы правильно, а душа не на месте. У меня так бывает всякий раз, когда иду вдоль шеренги помятых личностей, выпрашивающих на подходах к храму денежку «во славу Божию». Или когда в метро вижу очередную печальную женщину с картонкой в руках: «Помогите Христа ради! Умирает сын-дочь-внук-муж». Или когда поддатый инвалид в армейской форме пристает к водителям, пока машины стоят в пробке у железнодорожного переезда....

Ведь сто раз уже, наверное, видел по телевизору репортажи о подобных способах «разводки на жалость». И в глубине души склонен считать, что так оно все и есть: денежку, полученную возле храма «во славу Божию», помятые личности тут же потратят на горячительные напитки, у женщины из метро никто не умирает, а пьяный инвалид — наемник мафии. Все так. Только вот душа… Как-то она все же беспокоится, если прохожу мимо таких «неправильных» нищих, ничего не подав. Неуютно ей тогда бывает, душе. Мается она потом. Будто спрашивает, мол, что ж ты, христианин? Тебе ведь ясно заповедано: просящему — дай. А ты чего?

А я ей тут же в ответ слова Василия Великого: …нужна опытность, чтобы различить истинно нуждающегося и просящего по любостяжательности. И кто дает угнетенному бедностию, тот дает Господу и от Него получит награду; а кто ссужает всякого мимоходящего, тот бросает псу, который докучает своею безотвязностию, но не возбуждает жалости своей нищетою. Вот так. Поспорь, душа, со святителем! А если мало этих слов — добавлю еще и из Дидахе: …пусть запотеет милостыня твоя в руках твоих, прежде чем ты узнаешь, кому даешь. И в придачу укажу еще на Иоанна Кронштадтского, который очень любил эту цитату и часто упоминал ее. Короче, неоспоримо и авторитетно докажу своей душе, что подавать милостыню невесть кому — дело душевредное и богопротивное. Вроде бы и докажу, и объясню, и на Отцов сошлюсь… а только мимо все. Она, глупая, все равно чего-то болит, тревожится. И никакие авторитеты ей тут не указ...

Мое отношение к нищим формировалось достаточно долго, под впечатлением ряда наблюдений, встреч и знакомств с людьми этого круга. О некоторых из них я хотел бы вкратце рассказать.

После пожара

Смотреть на это было страшно. По грязноватому весеннему снегу разметались цветастым пунктиром одежки моих детей. Я шел вдоль обочины и почти машинально подбирал желтую Антошкину курточку, синие штанишки Никиты, свитер, связанный для Глеба бабушкой Олей… А потом растерянно стоял на дороге с охапкой мокрой испачканной детской одежды. И не понимал, что нужно делать дальше...

За пару дней до этого к нам постучалась женщина с печальными глазами. Горьким был ее рассказ. Сгорел в деревне дом. С двумя маленькими детьми она осталась в одночасье без крыши над головой, без вещей, без денег. На первое время их приютили соседи. Мужа нет, родственников тоже. Как жить дальше, не знает. А пока — ходит вот, побирается Христа ради.

На дворе стоял девяносто восьмой год. В каком-то смысле мы тоже были тогда бездомными – с тремя детьми ютились в очередном съемном жилье без удобств. Как тут не помочь чужой беде? Только вот помогать-то особо было нечем. Сами едва сводили концы с концами. Ну, что делать: собрала жена немножко продуктов, дала немножко денег, извинилась, что больше нечем поделиться. Женщина поблагодарила. А потом спросила, нет ли у нас какой-нибудь одежды для ее детей. Эх, как же мы обрадовались, что хотя бы здесь можем помочь! Уж чего-чего, а этого добра у нас было в достатке. Долго выбирали все самое подходящее, чтоб по сезону, по размерам. Набрали два здоровенных пакета. Женщина была очень довольна, на прощанье желала нам здоровья и всех благ.

...А теперь я стоял на грязном проселке, держал в руках эти вещички и не знал, как с ними поступить. На душе было тягостно, словно бы теперь уже мой дом сгорел, а курточки, штанишки и кофты — это все, что уцелело на пожаре. Глупо, конечно... Однако бросить на дороге я их так и не смог. Притащил домой. И тайком, чтобы не огорчать жену, спрятал в сарае.

Прошло три месяца. Однажды захожу во двор и вижу: жена отстирывает в корыте эти самые дареные погорельцам детские вещи.

— Что, — говорю, — нашла «заначку»?

— Ага, — жена шмыгнула носом. — Я их еще тогда, на дороге видела. Только не стала тебе говорить, чтобы не расстраивать. А подобрать не догадалась.

Помолчала и добавила тихо:

— Там еще и продукты были раскиданы…

Думали мы, думали, что же это с нами приключилось, но так и не пришли ни к чему в своих думках. Просто перестирали все, да и отдали мальчишкам дальше донашивать.

Двое в поезде

В моей жизни был случай, когда я не подал нищим ничего. Вернее, бывало-то их гораздо больше. Но именно этот врезался в память по-особенному.

Рассуждая о нищих, мы обычно подразумеваем под этим словом некий обобщенный типаж человека, который пусть и по-своему, но как-то все же устроился в жизни. На ум сразу приходят члены полукриминальных сообществ, талантливые симулянты-одиночки или обычные тунеядцы, принципиально не желающие добывать хлеб насущный честным трудом. Однако за этими, самыми броскими и распространенными вариантами нищенства существует еще один его пласт. Мы крайне мало знаем о нем, потому что в своей обыденной жизни практически не пересекаемся с его представителями. Но если это все же происходит, такие встречи запоминаются на всю жизнь.

В тот день я ехал на пригородной электричке домой. Пригревало апрельское солнце. Молодой зеленью светились за окном деревья. На душе было хорошо, как это бывает лишь весной в такие вот погожие деньки. И тут в вагон вошли двое. Назвать их мужчиной и женщиной можно было лишь потому, что так уж принято называть разнополых особей людского рода. Человеческий облик едва угадывался в них за какой-то совершенно невероятной ветошью, составлявшей их одежду. Ничего подобного я не видал на живых людях ни до, ни после. Засаленные, полуистлевшие, грязные до полной потери цвета мерзкие тряпки, когда-то бывшие кофтой, брюками, пиджаком…

И лица у них были под стать одеянию: одутловатые, заплывшие, не красные даже, а какие-то бурые. Мужчина был безглазым. Веки над пустыми глазницами свисали у него до середины щек, как у гоголевского Вия. По черному от грязи воротнику бродили крупные вши. Женщина-поводырь шла впереди него по вагону с помятой консервной банкой в руке. Слепой держался сзади за резинку ее рейтуз. Но окончательно вогнал меня в ступор даже не вид их, а запах. Вернее — чудовищная, непередаваемая словами вонь. Чем от них несло — аммиаком, гнилью, прелью, разлагающимся человеческим телом — Бог весть как это все еще можно назвать. Они медленно шли мимо меня, не произнося ни слова. А я смотрел и смотрел на них, цепенея от увиденного. Даже в голову мне раньше не приходило, что люди могут дойти до такого края. Наивно думалось, что у нищеты бывают какие-то пределы…

Нищие вышли в тамбур и направились в следующий вагон. Оторопевшие пассажиры пришли в себя и дружно бросились открывать окна. Зазвучали со всех сторон возмущенные вариации на тему: «Как можно позволять вонючим бомжам заходить в электрички!»

А я думал о том, что перед такой огромной чужой бедой человек попросту бессилен. Да, тогда я растерялся. И не бросил в их жалкую баночку ни копейки. Но даже если бы я отдал все, что у меня было с собой — деньги, одежду, сумку с книгами, — все равно это ничего не изменило бы в их страшной жизни. Это и жизнью-то назвать язык не поворачивается.

Наташа

Впервые она появилась у нас в доме с огромным животом и маленьким хмурым мальчиком, вцепившимся в ее подол. Молодая изможденная женщина на последних сроках беременности просила подаяния. Рассказала свою нехитрую историю: детдомовка, вышла замуж, жили в Грозном. Началась война, муж погиб. Его родственники от нее отказались. Осталась одна с ребенком, да еще и беременная. Дело происходило в самый разгар первой чеченской кампании. Я лично знал в нашем краю пару-тройку людей с подобными судьбами. Сорванные войной с родных мест, без жилья, без средств к существованию, они находили себе приют в российской глубинке — благо, брошенных домов в пустеющих деревнях хватало на всех…

Наташу поселили в недостроенном общежитии местного ПТУ, в комнате без отопления. Для летнего сезона жилище вполне подходящее. О том же, что будет зимой, она старалась не думать. Мы помогали ей, чем могли, — деньгами, едой, вещами. Через несколько недель Наташа родила еще одного мальчика и перебралась в соседний райцентр, где власти нашли ей более подходящее жилье. Но нас она время от времени навещала, поскольку кормилась, как и прежде, нищенством. Детские пособия были тогда совсем
мизерными, а получить работу в ее положении было практически нереально. Правда, позже она дважды пыталась устроиться уборщицей — сначала в школе, потом в Доме культуры. Но дети постоянно хворали, приходилось отпрашиваться, брать больничные… А тут, в придачу ко всем бедам, у нее самой открылась язвенная болезнь. Ну кому нужна такая уборщица? Короче, работать не получилось. Теперь, уже с двумя детьми в вечно ломающейся коляске, она ходила от дома к дому, надеясь лишь на людское милосердие. У нас она иногда останавливалась отдохнуть часок-другой. Ела очень мало.

Худая, с черными полукружьями под глазами, вечно уставшая до полусмерти. К нам в Жиздру она приезжала побираться не от хорошей жизни — в соседнем райцентре народ был куда жестче. Случалось, в подъездах тамошних «хрущевок» ее избивали и даже спускали с лестницы. Местная шпана несколько раз отбирала у нее собранные с таким риском крохи. У нас же она в каждый приезд обходила несколько домов, где ее давно знали. Появлялась нечасто — раз в две-три недели. Если Наташи долго не было, мы с женой начинали волноваться: уж не случилось ли чего? Знакомство наше продолжалось несколько лет.

Однажды я разговорился с женой нашего священника, которая тоже все это время помогала Наташе. И не сразу смог осмыслить услышанное. Дело в том, что матушке она рассказывала о себе совсем другую историю. Не помню всех подробностей, но в этом варианте Наташиных злоключений никакой Чечни не было и в помине. Зато детей у нее оказалось уже не двое, а… пятеро! И прописана она была в Овсороке — деревне, где еще с послевоенных времен обосновался цыганский табор. Все это матушка своими глазами прочла в ее паспорте, который Наташа сама показывала. А приходские всезнающие бабульки говорили еще более интересные вещи: будто живет она там преспокойно с мужем-цыганом. А к нам ездит, потому что таков национальный обычай — цыганская жена должна промышлять либо гаданием, либо попрошайничеством. Вот ведь какая версия: хочешь — верь, хочешь — нет… Я — не хотел. Потому что лично знал Наташу не один год и верил своим глазам больше, чем досужим россказням. Ну не укладывалось у меня такое в голове, и все тут!

А закончилась эта история следующим образом. Однажды поехали мы с женой за какой-то надобностью в тот самый соседний райцентр. Влезли в битком набитый автобус. К середине пути в салоне стало попросторней. Мы перебрались на заднюю площадку, где освободились места. И увидели прямо перед собой… Наташу. С пятью детьми. И с коренастым цыганом в обнимку. Она сразу же сделала вид, будто не замечает нас. Мы тоже старались не смотреть в ее сторону. Это стоило нам всем значительных усилий, поскольку сидели мы в двух шагах напротив друг друга. Вскоре они сошли у какой-то придорожной деревушки. С тех пор Наташу я больше не встречал.

Два смысла милостыни

Ни в коем случае не оспаривая чьей-либо точки зрения, сразу хочу сказать: я стараюсь по мере сил подавать каждому, кто ко мне обращается (за исключением, разве что, откровенно пьяных). Мне кажется, что за всеми этими спорами и обсуждениями на тему «кому дать, кому не дать» мы незаметно ушли в сторону от христианского понимания милостыни и теперь рассматриваем ее лишь как социальное понятие. А ведь это далеко не одно и то же.

В христианстве мы призваны делами милосердия исправлять самих себя; учиться любить ближнего не на словах, а на деле; милостыней лечить свою душу. Казалось бы, очевидная мысль. Но сегодня мы почему-то куда более озабочены совсем другими проблемами: как потратит нищий полученные от нас деньги? Не напьется ли на них? Не согрешит ли с их помощью? А может быть, он и вовсе подпольный миллионер и аферист?

И здесь нам неизбежно приходится делать вывод: подавляющее большинство сегодняшних нищих — «неправильные». То есть — не соответствующие нашим высоким требованиям к настоящему, добросовестному нищему, которому мы могли бы вручить милостыню с твердой уверенностью в том, что он потратит ее исключительно на благое дело. Пытаясь угадать, как просящий распорядится полученными деньгами, мы, по сути, выносим ему приговор. То есть уже загодя считаем его мошенником, пьяницей, тунеядцем и т. д. И самое главное — понимаем вдруг, что не любим этого человека. А значит, денег ему не дадим.

Вот это я и называю социальным подходом, когда «хорошим» нищим мы даем милостыню, «плохим» — нет. А ведь и в евангельские времена нищие едва ли были более нравственным народом, чем теперь. Однако Христос ясно и недвусмысленно сказал: просящему — дай. Любому. Каждому, кто к тебе обратится. И вовсе не потому, что он достоин подаяния, а совсем по другой причине: каким бы он ни был плохим и нечестным, мы все равно призваны отнестись к нему с любовью. Иначе и сами отпадем от Любви Божьей. Вот чего нужно действительно бояться, а не гадать — жулик этот несчастный или нет.

Однажды я столкнулся в магазине с нищенкой, покупавшей пиво на только что выпрошенные у меня деньги. Сперва, конечно, возмутился. А потом подумал: ну а что, разве я сам никогда не покупал себе пивка в охотку? Какая разница-то? Вот, Господь посылает мне деньги, и я трачу их по своему усмотрению. В том числе и на пиво. И нищенке Господь тоже послал деньги, на этот раз — через меня. И она точно так же свободна распоряжаться ими. Так что же тогда меня возмущает в ее выборе, за который я себя, кстати, никогда не осуждал?

А возмущает меня следующее: когда я понимаю, что побирушка может за день насобирать в большом городе денег больше, чем я сам за этот же день зарабатываю, то подавать милостыню как-то уже и не хочется. Ну не хочется мне, чтобы тот, кому я помогаю, жил лучше, чем я! Вот если гарантировано, что его условия жизни хуже моих, тогда подам без проблем. Только где ж ее взять, такую гарантию? Справку о доходах у нищих спрашивать? Или частного детектива нанимать, чтоб проследил, как они расходуют полученные от меня средства?

Такие вот мысли... Горькие и гадкие, если честно.

Запотевшая денежка

Есть такой святой — Иоанн Милостивый, патриарх Александрийский. Однажды его слуги заметили в толпе нищих несколько хорошо одетых девиц, также просивших подаяния. На вопрос слуг, подавать ли милостыню и им тоже, он ответил: «Если вы действительно рабы Христовы, то подавайте так, как Христос повелел, не взирая на лица и не расспрашивая о жизни тех, кому даете». И ведь это сказал не кто-то, а святой, вошедший в историю Церкви под именем Милостивого. То есть — осуществившего добродетель милостыни так, как она должна быть осуществлена и всеми нами. Ну как же мне с ним спорить? И на каком основании?

Я стараюсь каждому обратившемуся дать хотя бы что-нибудь. Не надеясь особо изменить его жизнь к лучшему — ну что там изменит моя десятка? — а просто для того, чтобы самому остаться человеком и не смотреть на несчастного опустившегося бродягу как на никчемный отброс. В дневниках Тараса Шевченко есть страшная запись: «Шел я в декабре по набережной. Навстречу босяк. Дай, говорит, алтын. Я поленился расстегивать свитку. Бог, отвечаю, подаст. Иду дальше, слышу — плеск воды. Возвращаюсь бегом. Оказывается, нищий мой в проруби утопился. Люди собрались, пристава зовут... С того дня я всегда подаю любому нищему. А вдруг, думаю, он решил измерить на мне предел человеческой жестокости...»

Я не знаю, почему обратившийся ко мне с просьбой человек оказался в бедственном положении. Не знаю, что им движет. Ничего о нем не знаю, кроме того, что сам он о себе рассказал. И не дай мне Бог в таких случаях принять настоящую людскую беду за ловкое мошенничество. Уж лучше я еще сто раз ошибусь в другую сторону, чем хотя бы однажды окажусь мерилом жестокости для подлинно бедствующего.

Никакие святоотеческие цитаты не смогут меня в этом разубедить. Конечно, фраза из Дидахе о запотевшей в руке милостыне — очень сильный аргумент. Но только в том случае, если она цитируется вне контекста. Потому что строкой выше там же, в первой главе Дидахе, написано: Всякому просящему у тебя давай и не требуй назад, ибо Отец хочет, чтобы всем было раздаваемо от даров каждого. Блажен дающий по заповеди, ибо он неповинен. Горе тому, кто берет! Ибо если он берет, имея в том нужду, то он неповинен; а не имеющий нужды даст отчет, зачем и на что он взял…

И цитата из Василия Великого, несмотря на всю свою убедительность, в данном случае не работает, поскольку речь в ней идет о совершенно иной ситуации. Приведенные мною в начале статьи слова святителя взяты из наставления человеку, который решил раздать все свое имущество без остатка. К нему-то обращаясь, и пишет Василий Великий: …не на себя должно брать раздаяние имения, но поручить тому, на кого возложено распоряжаться делами бедных. …Ибо нужна опытность, чтобы различить истинно нуждающегося и просящего по любостяжательности. Остается лишь удивляться, с какой легкостью и постоянством искажается смысл этих слов в многочисленных публикациях, где они приводятся в качестве доказательства прямо противоположной мысли. Василий Великий призывает собеседника не заниматься благотворительностью лично, по причине отсутствия опыта. У нас же сегодня эта фраза часто воспринимается едва ли не как требование ко всем и каждому руководствоваться такой опытностью. Но ведь нет ее почти ни у кого, за редчайшим исключением. И у меня тоже нет.

А вот нищие вокруг — есть. И время от времени обращаются ко мне с просьбой о милостыне. Плохие, обманщики, воры, пьяницы — Бог весть, кто они там такие. И что мне с ними делать? Да, Иоанн Кронштадтский любил повторять слова о запотевшей в руке милостыне. Но ведь как же он и благотворил при этом! Сколько раз жена корила кронштадтского пастыря за то, что он возвращался вечером домой без сапог, подарив их на улице очередному босяку! Вот бы в чем равняться на Праведника. Иначе получается, что милостыня у меня в руке потеет, а сапоги-то на
месте…

Жизнь наша не такая уж и долгая. Как мы ее ни проживем — в нищете ли, в богатстве — все равно через какое-то время она закончится. И единственный ее результат для всех будет лишь в одном: научились ли мы любить другого человека? Научились ли видеть сквозь все его недостатки образ Божий?

Да, мне трудно с любовью отнестись к нищему. А ему трудно с любовью отнестись ко мне. И купюра в кружку не изменит чужой жизни. Но с моей стороны она может стать делом любви, а нищему поможет смотреть на меня хотя бы без неприязни.

Впрочем, об этом сказано еще так: пусть запотеет милостыня твоя в руках твоих, прежде чем узнаешь, кому даешь. Хорошие и правильные слова. Вот только к себе я их примерить никак не могу. Потому что боюсь так и остаться с сопревшей в кулаке денежкой, для которой не нашлось «достойного» нищего.

Автор: ТКАЧЕНКО Александр

[ivettalen]

Если человек ПРОСИТ....значит, ему-НУЖНО....И если можно и есть-ЧТО-надо -ДАТЬ....Наверное, так....А для чего он ПРОСИТ: проесть или пропить...это уже не наше дело....Жизнь его такова, какова есть и исправить мы ее не сможем, да и, вероятней всего, он не захочет...Лучше-ДАТЬ...Может, хоть на чуть-чуть человеку станет лучше и...лучше ошибиться в эту сторону, чем в другую...даже пусть это будет один случай из ста...чтоб не дай Бог...не утопился...
Я тоже не всегда -подаю, потому что был случай-дала мелочь мальчишке-цыганёнку, а он ее швырнул на пол, да еще и обозвал как-то...Всякое бывает...Мы же ждём БЛАГОДАРНОСТИ ...за такой-то вот пустяк и говорим:" Всем не подашь...Я - то-РАБОТАЮ..." и прочее...
Трудный вопрос.

[Аня]

Вопрос, который всегда меня интересовал, когда видела или шла мимо просящих людей. Иногда клала монетку, иногда покупала еду, иногда щла мимо. бабушка всегда говорила, что деньгами подавать не надо, это словно милостыня для душ предков, лучше покормить.
Читая эту статью, в очередной раз вспомнила эти вопросы. Читая со стороны, виднее думается. Пришла к тому, что действительно, если просят, нужно дать. И дело здесь не в людях. Они бывают самые разные. И просьбы бывают разные, послушать, поговорить, помочь, угостить. Дать, а еще лучше дать самой, без напоминания, задолжали, голубушка, пора пополнить запас благочестия.

[Маруся]

Читала со слезами на глазах. Равнодушие губит всё...

Грех отстраненности и бегство от Голгофы

Помочь больному ребенку? А где государство? Почему я должен делать за него его работу? Я же плачу налоги! И вообще – всем не поможешь.

Я читаю социальные сети, как раньше читала газеты, каждый день. Там не только новости, там теперь картина мира и человеческой души. Сегодня я читаю заметку красивого и успешного человека, который уверен, что все, кто плохо устроился в жизни, – просто не умеют или не хотят работать. Он честен, и это подкупает.

И такая жесткая позиция сейчас востребована: государство сокращает расходы на несчастных и неперспективных, стоимость государственных и муниципальных услуг растет, а количество адресатов бесплатных услуг («нахлебников») снижается. Но все это началось, конечно, не сегодня.

Я помню, пару лет назад большую поддержку у читателей соцсетей нашел текст девушки, которая считает, что люди с инвалидностью ущемляют ее право на жизнь – кажется, ей не хотелось терпеливо стоять в очереди, пока человека с инвалидностью поднимет подъемник в автобусе.

Это, конечно, квинтэссенция эгоизма, и, как правило, люди не показывают свое желание жить исключительно для себя так открыто. Но вот многие родители убеждены, что детям с инвалидностью нечего делать в общеобразовательной школе, потому что они мешают обычным детям учиться – на них учитель тратит слишком много внимания. Иногда это завуалировано «разумными» доводами: «детям с инвалидностью самим тяжело в обычной школе», «они себя чувствуют ущемленными рядом с обычными детьми», – ну и так далее.

Но все меняется, как только дело доходит до каждого из нас. Зимой я познакомилась с прекрасной московской мамой Эвелиной Здоровенко и ее дочерью Мариной. У Марины синдром Дауна, и когда она родилась, Эвелина и ее муж были потрясены.

Это хорошая, здоровая, интеллигентная семья, но рождение ребенка с особенностями тогда не вписывалось в их картину мира. «Я проплакала весь первый год», – вспоминает Эвелина. А потом они поняли, что их Марина – обычный ребенок. С такими же потребностями и эмоциями, как у остальных детей. Только любви в ней больше – она обнимает людей, которые ей нравятся. Даже незнакомых.

Марина ходит в обычную школу и занимается в муниципальной танцевальной школе, где она ничем не отличается от других детей. «У каждого человека есть какая-то своя особенность, – говорит Эвелина, улыбаясь. – Мы все разные». Я смотрю в ее светлое, счастливое лицо и понимаю, что у этой женщины нет вопросов, есть ли Бог, в чем смысл жизни и как его найти. Она все уже нашла. Поняв, приняв, почувствовав своего особенного ребенка.

А вообще это же про нас всех. Однажды почувствовав другого человека, с его особенностями и эмоциями, мы становимся к нему ближе, мы принимаем сам факт его существования, а не боремся с ним.

В нашей жизни существует мощнейшая идеологическая база для поколений людей, которые не помнят вот этого: «Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала». Мне кажется, так было всегда, но сегодня это чувствуется острее. Может быть, это связано с популяризацией соцсетей, где люди не видят друг друга, не слышат голосов, не так остро чувствуют чужую боль? Мы пролистываем просьбы о помощи, потому что их очень много, а мы устали, и в мире много негатива, а хочется чего-то хорошего и радостного. Но, может быть, где-то здесь и начинается наша беда?

В художественном фильме «Голгофа» (2014) человек, пострадавший от насилия в детстве, выносит собственный приговор «хорошему священнику» только за то, что священник плакал, когда убили его собаку, но не плакал, когда читал в газетах новости о насилии над детьми, которые от насилия умирали. Авторы фильма называют это грехом «отстраненности». Мне кажется, вот эта отстраненность и есть главная беда человечества.

Вполне естественная реакция живого организма – закрыться от внешней угрозы. А любая весть о чужом горе и есть такая угроза, несущая нам смятение, страх, неуверенность, страдание – и подсознательно мы чувствуем, что эти вот страх и смятение принесут нам дискомфорт, разрушат что-то внутри нас.

И закрываемся «в домике», выстраиваем стены. Чтобы стены никто не смог пробить, мы укрепляем «домик» изнутри. Придумываем свою собственную идеологию. Она оправдывает нашу отстраненность.

Нужно помочь какому-то старику? Ну, ведь он свое пожил, от судьбы не уйдешь, и лучше детям помочь.

Помочь больному ребенку? А где государство? Почему я должен делать за него его работу? Я же плачу налоги! И вообще – всем не поможешь.

Собрать подписи за кандидата, который тебе симпатичен? Но выходной день, неохота выходить из дома, и все равно кандидат никуда не пройдет, ему не дадут, страна у нас такая.

А ведь на самом деле неважно, кому помогать. Важно – что я неравнодушен.
Как в том стихотворении про нищего старика, которому никто не подавал милостыню, и Бог подошел к нему в образе странника, сочувствуя и желая помочь, а старик протянул Ему свою последнюю черствую горбушку: «На, поешь, маленько крепче будешь».

Это, по нашим временам, пример высокого альтруизма. Но ведь и не требуется от человека жизни по принципу: «Я все вытерплю, а другому помогу, потому что ему хуже». Это очень трудно. Почти невозможно. Святые так могут. Простые люди – нет.

Но простые люди могут многое другое. Когда ребенок плачет, потому что ему страшно, мы садимся рядом и успокаиваем его. Когда он кричит, нервничает, – мы делаем то же самое. Мы понимаем, что ему плохо.

Человек в соцсети часто тоже кричит и плачет. Иногда можно только представить его «живьем» – и станет ясно, почему он такой. Но мы очень часто не делаем этого ни в виртуале, ни в реальной жизни. И на ребенка своего порой кричим – в ответ на его крик. И на соседей шумных зуб точим. И мимо нищих проходим, делая вид, что не видим протянутой руки. Так что проблема не в социальных сетях. Она в нашей природе.

Если отстраненность – это первая ступень ко злу, то мы давно там стоим.

Может быть, поэтому мир изменился до такой степени, что ежедневные страдания и смерть не удивляют, все это становится обычным сопровождением нашей жизни. Война, смерть, кровь, боль. Украина, Палестина, Африка, метро, самолет.

Мы с этим просыпаемся, завтракаем, стоим в пробках, наслаждаемся бокалом вина или десертом в компании друзей, слушаем музыку, едем в отпуск. И где-то в глубине сознания, спрятанная подальше от себя самого, живет мысль: «Это не со мной, со мной не случится». Она помогает жить без боли.

Этот ветхозаветный порядок меняется, только когда совсем рядом случается страшное потрясение, и человек вспоминает о Боге. Вспоминает через страдание или сострадание, которое есть «важнейший закон бытия».

Когда я спрашивала осетинского священника о том, почему Бог допустил трагедию в Беслане, он сказал мне вот эту жестокую вещь: «Чтобы все проснулись». Я не верила, спорила, обвиняла. Мы говорили до полуночи.

– Это сделал не Бог, это сделали люди.

– Почему Он не остановил?

– Потому что Он дал нам свободу выбора между добром и злом.

«В мире много зла, и становится больше. Бог может остановить это зло, но тогда мы станем Его рабами. Он не хочет рабства. Он хочет, чтобы мы делали свободный выбор. Мы должны остановить зло сами, – с Его помощью, но сами. Но мы можем это, только когда сердце открыто для страдания и боли». Для своей персональной Голгофы. «Дети Беслана – они теперь ангелы. Они свой срок здесь отбыли. А мы живем, страдаем. Проходим весь свой путь. А Бог плачет вместе с нами. Он всегда рядом».

И только спустя несколько лет я пришла к мысли, что, наверное, он был прав. Его правда была в том, что он не оправдывал смерть – он страдал, и сострадал, и плакал в своих молитвах, – как Господь. Так, как он, могли думать только глубоко верующие люди. К такой вере и приходят наверное только через страдание. Священник этот прошел страшную войну. Исповедовал умирающих. Крестил тех, у кого назавтра принимал последнюю исповедь. Это была его Голгофа. И она, его Голгофа, еще продолжается. Потому что потом был Беслан, теракты во Владикавказе, война в Южной Осетии. Всегда он был рядом с теми, кому плохо. Я всегда стараюсь его помнить.

Он напоминает мне о том, что философия «жизни для себя» не подразумевает Бога. Жить с Богом можно, только научившись принимать чужую боль. Не как свою, потому что это очень трудно. Как чужую, но боль. И еще он сказал: пока любви больше, чем ненависти, наш мир будет жить.

Я не знаю, чего сейчас больше. Но я вижу людей, которые делают что-то большое и важное – работают в хосписе, идут волонтерами в детские дома, воспитывают приемных детей с инвалидностью, спасают брошенных животных… Граждане «враждебного» государства приходят к посольству и кладут цветы в память о погибших в метро твоего города.
А кто-то идет сдавать кровь для пострадавших. А кто-то переводит деньги для беженцев. Это большое счастье. Это не старый, ветхозаветный, мир – новый. Потому что в этот мир пришел Христос и сказал главные слова о любви к человеку, который рядом с нами – в метро, на улице и даже в соцсети.

Если не ошибаюсь, митрополит Антоний Сурожский говорил, что Христос – всегда в центре страдания. В центре каждой человеческой души, которая страдает или сострадает. То есть в каждом из нас, когда мы живем не только для себя. Мы пытаемся построить стены, чтобы отгородиться от чужого страдания и туда не идти. Но Христос там и только там. И если мы ищем Христа, если мы за Ним идем, то нам нужно именно туда, в этот центр чужого страдания, где больно, страшно и тяжело. Наверное, другого пути у нас нет.

Ольга Алленова.
специальный корреспондент ИД Коммерсант

[Маруся]

Проняло.

Я вхожу в ординаторскую, сажусь в кресло, вытягиваю ноги, прикрывыю глаза.

- Первый год?- Что? - я вздрагиваю, привстаю.
В ординаторской был полумрак, я не заметил, что здесь есть кто-то ещё.
- Первый год работаете? - тучный мужчина располагается на диване в дальнем углу комнаты. - Просто я вижу, зашёл молодой врач, усталый и слишком взволнованный одновременно.
- Извините, но посторонним здесь находится нельзя.
- Прошу прощения. Но я не совсем посторонний. Я работал здесь почти 30 лет. Хирургом. Детским. Два года на пенсии. Зашёл навестить коллегу, Павла Александровича. Вы его должны знать, он тут главврач.

Мужчина подходит ко мне.
- Василий Игоревич.
- Сергей ... Сергей Владимирович, - обмениваемся рукопожатием. Пальцы у него тонкие, но рука твёрдая.
- Я уже шёл на выход, но проходя мимо "родной" ординаторской не удержался и заглянул. Этому дивану лет 10 точно! Сколько ночей на нём провёл на дежурствах. Только присел, а тут вы. Дышит тяжеловато, на кресло прямо свалился. Ну, думаю, - новичок!
- Я третью неделю здесь, после ординатуры. Детская больница скорой помощи - самый отчаянный выбор. Знаете, все эти травмы у детей... кажется никогда не привыкну. Хотя коллеги, уверяют, что уже через пару месяцев не буду реагировать на крики и плач, "обрасту чешуей". Но если не получится, попрошусь во "взрослую" клинику.

Василий Игоревич слегка улыбается, смотрит в глаза.
- Я надеюсь, что не обрастёте и останетесь здесь. Ни разу в своей жизни я не пожалел, что стал именно детским хирургом. Наша профессия позволяет познать человека как никакая другая. Могу с уверенностью сказать, что всё самое настоящее встречается именно в детях. Страх, боль, отчаяние, смелость, мужество и любовь.
Василий Игоревич молчит несколько секунд, хмурится, рассказывает:

Лет 15 назад, ночью забегает сюда в ординаторскую сестра из приёмного покоя.
- Автодорожка! Пациент тяжелый во второй операционной!
Прибежал, бригада уже собралась, на столе девочка лет шести. Пока одевался и стерилизовался, узнал подробности. В машине была семья из четырех человек. Отец, мать и двое детей: близнецы мальчик и девочка. Больше всех пострадала девочка: удар пришёлся в область правой задней дверцы, там где находился ребёнок. Мать, отец и её брат почти не пострадали - царапины и гематомы. Им помощь оказали на месте.
У девочки переломы, тупые травмы, рваные раны и большая потеря крови.
Через пару минут приходит анализ крови, и вмести с ним известие, что именно третьей положительной у нас сейчас нет. Вопрос критический - девочка "тяжелая", счет на минуты. Срочно сделали анализ крови родителей. У отца - вторая, у матери - четвёртая. Вспомнили про брата-близнеца, у него, конечно, третья.
Они сидели на скамейке в приёмном покое. Мать - вся в слезах, отец бледный, мальчик - с отчаянием в глазах. Его одежда была вся перепачкана кровью сестры. Я подошёл к нему, присел так, чтобы наши глаза были на одном уровне.
- Твоя сестричка сильно пострадала, - сказал я.
- Да, я знаю, - мальчик всхлипывал и потирал глаза кулачком. - Когда мы врезались, она сильно ударилась. Я держал её на коленях, она плакала, потом перестала и уснула.
- Ты хочешь её спасти? Тогда мы должны взять у тебя кровь для неё.
Он перестал плакать, посмотрел вокруг, размышляя, тяжело задышал и кивнул. Я подозвал жестом медсестру.
- Это тетя Света. Она отведёт тебя в процедурный кабинет и возьмет кровь. Тетя Света очень хорошо умеет это делать, будет совсем не больно.
- Хорошо. - мальчик глубоко вздохнул и потянулся к матери. - Я люблю тебя, мам! Ты самая лучшая! - Затем, к отцу - И тебя папа, люблю. Спасибо за велосипед.
Света увела его в процедурную, а я побежал во вторую операционную.
После операции, когда девочку уже перевели в реанимацию, возвращался в ординаторскую. Заметил, что наш маленький герой лежит на кушетке в процедурной под одеялом. Света оставила его отдохнуть после забора крови. Я подошёл к нему.
- Где Катя? - спросил мальчик.
- Она спит. С ней всё будет хорошо. Ты спас её.
- А когда я умру?
- Ну... очень не скоро, когда будешь совсем старенький.

Василий Игоревич произносит последнюю фразу с дрожью в голосе. Молчит минуту.
- Вижу, Сергей Владимирович, вы не очень поняли что особенного тогда произошло. Я тоже осознал не сразу. Несколько часов мучили сомнения, и потом осенило. Много лет прошло, а у меня до сих пор мурашки каждый раз, как я вспоминаю этот день. Мальчик думал, что умрет после того как у него "возьмут кровь". Поэтому он прощался с родителями. Скажете, детская наивность? Ну и что? Он на все сто был уверен в том, что погибнет. Он реально жертвовал жизнью ради сестры. Понимаете, какой подвиг он совершил? Самый настоящий. И никто не заметил. Оставайтесь здесь работать, Сергей Владимирович. Временами будет тяжело, но вы никогда не пожалеете.

[Маруся]

В дополнении к сообщениям №№200, 203 :

Петр Мамонов о смысле жизни
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

— Каждый встречающийся на пути человек — ангел. Он тебе помощник и встретился недаром. Он тебя или испытывает, или любит. Другого не дано. У меня был случай в молодости. Выпивали мы с приятелем, расстались поздно. Утром звоню узнать, как добрался, а мне говорят: он под электричку упал, обе ноги отрезало. Беда невыносимая, правда? Я к нему в больницу пришел, он говорит: «Тебе хорошо, а я вот...» — и одеяло открыл, а там... ужас! Был он человеком гордым. А стал скромнейшим, веселым.
Поставил протезы, жена, четверо детей, детский писатель, счастьем залит по уши. Вот как Господь исцеляет души болезнями физическими! Возможно, не случись с человеком горя, гордился бы дальше — и засох, как корка черствая. Таков труднопереносимый, но самый близкий путь к очищению духовному. Нужно каждую минуту поучаться, каждую минуту думать, что сказать. И созидать, созидать, созидать.

Жизнь порой бьет, но эти удары — лекарство. «Наказание» — от слова «наказ». А наказ — это урок, учение. Господь нас учит, как отец заботливый. Ставит маленького сына в угол, чтобы он в следующий раз не делал плохого. Дитя рвется, а отец держит его за руку, чтобы под трамвай не попал. Так и Бог. Искушения — это экзамен. А экзамен зачем? Чтобы его сдать. В этих испытаниях мы становимся все чище и чище. Золото в огне жгут, чтобы оно стало чистым. Так и души наши. Мы должны переносить скорби безропотно, без вопроса «за что?». Это наш путь.

Подлинный смысл жизни — любить.
— Зачем мы живем? Долгие годы я никак не отвечал на этот вопрос — бегал мимо. Был под кайфом, пил, дрался, твердил: «Я главный». А подлинный смысл жизни — любить. Это значит жертвовать, а жертвовать — это отдавать. Схема простейшая. Это не означает — ходить в церковь, ставить свечки и молиться. Смотрите: Чечня, 2002 год, восемь солдатиков стоят, один у гранаты случайно выдернул чеку, и вот она крутится. Подполковник, 55 лет, в церковь ни разу не ходил, ни одной свечки не поставил, неверующий, коммунист, четверо детей... брюхом бросился на гранату, его в куски, солдатики все живы, а командир — пулей в рай. Это жертва. Выше, чем отдать свою жизнь за другого, нет ничего на свете.

В войну все проявляется. Там все спрессовано. А в обыденной жизни размыто. Мы думаем: для хороших дел есть еще завтра, послезавтра... А если умрешь уже сегодня ночью? Что ты будешь делать в четверг, если умрешь в среду? Кажется, только вчера сидел рядом Олег Иванович Янковский, вот его курточка лежит, вот трубочка. А где сейчас Олег Иванович? Мы с ним на съемках фильма «Царь» сдружились. Много о жизни беседовали. Я и после его смерти с ним беседую. Молюсь: «Господи, помилуй и спаси его душу!» Вот что проходит туда — молитва. Поэтому, когда буду умирать, мне не надо роскошных дубовых гробов и цветов. Молитесь, ребята, за меня, потому что я прожил очень всякую жизнь.

Молитва важна и при жизни. Слово «спасибо» — «спаси Бог» — это уже молитва. Бывает, не могу очки найти, прошу Творца Вселенной: «Помоги, Господи!» — и нахожу. Отец Небесный любит нас, к нему всегда можно за помощью обратиться. Вы знаете, какое это чудо?! Cидим мы здесь с вами, такие червячки, — и можем напрямую сказать: «Господи, помилуй!» Даже маленькая просьба — запрос во Вселенную. Вот крутняк! Никакой героин рядом не лежал!
Господь не злой дядька с палкой, который, сидя на облаке, считает наши поступки, нет! Он нас любит больше, чем мама, чем все вместе взятые. И если дает какие-то скорбные обстоятельства — значит, нашей душе это надо. Вспомните свою жизнь в моменты, когда было тяжело, трудно, — вот самый кайф, вот где круто! Написалась у меня такая штучка: чем хуже условия, тем лучше коты. Вот так...

Любовь — это вымыть посуду вне очереди.Видеть хорошее, цепляться за него — единственный продуктивный путь. Другой человек может многое делать не так, но в чем-то он обязательно хорош. Вот за эту ниточку и надо тянуть, а на дрянь не обращать внимания. Любовь — это не чувство, а действие. Не надо пылать африканскими чувствами к старухе, уступая ей место в метро. Твой поступок — тоже любовь. Любовь — это вымыть посуду вне очереди.

Спаси себя — и хватит с тебя
— Нельзя рассказать про вкус ананаса, если его не попробовать. Нельзя рассказать про то, что такое христианство, не пробуя. Попробуйте уступить, позвонить Людке, с которой не разговаривали пять лет, и сказать: «Люд, давай закончим всю эту историю: я что-то сказала не так, ты сказала... Давай в кино сходим». Вы увидите, как ночью будет хорошо! Все возвращается во сто крат тебе, любимому, но только не тряпками, а состоянием души. Вот подлинное счастье! Но чтобы его достичь, каждую минуту надо думать, что сказать, что сделать. Это все есть созидание.

Посмотрите, что делается вокруг: сколько хороших людей, чистых, удивительных, веселых лиц. Если мы видим гадость — значит, она в нас. Подобное соединяется с подобным. Если я говорю: вот пошел ворюга — значит, я сам стырил если не тысячу долларов, то гвоздь. Не осуждайте людей, взгляните на себя.

Спаси себя — и хватит с тебя. Верни Бога в себя, обрати свой взор, свои глаза не вовне, а вовнутрь. Полюби себя, а потом самолюбие преврати в любовь к ближнему — вот норма. Мы все извращенцы. Вместо того чтобы быть щедрыми — жадничаем. Живем наоборот, на голове ходим. На ноги встать — это отдать. Но если ты отдал десять тысяч долларов, а потом пожалел, подумал, что нужно было отдать пять, — твоего доброго дела, считай, и нет.
Я прожил сегодняшний день — кому-нибудь от этого было хорошо?
Каждую ночь нужно задавать себе простенький вопросик: я прожил сегодняшний день — кому-нибудь от этого было хорошо? Вот я, знаменитый крутой артист, рок-н-ролльщик, — могу с вами разговаривать так, что вы по струнке будете ходить. Но разве мне от этого лучше будет? Или вам? Одно из имен дьявола — «разделяющий». Внутренний дьявол внушает: ты прав, старик, давай всех построй! Я стараюсь таким не быть. Продвигаюсь в своей душевной работе каждый день. Комариными шажочками.

Не хочу ничем гордиться: ни своей ролью в фильме «Остров», ни стихами своими, ни песнями, — хочу с краю глядеть на все это. Мне чудо — каждый день, у меня каждый день небо разное. А один день не похож на другой. Счастье, что стал это замечать. Я очень много пропустил, мне очень жаль. Об этом я плачу, внутренне, конечно. Могло быть все чище и лучше. Один человек сказал: ты такие песни написал, потому что водку пил. Но я их написал не благодаря водке, а вопреки. С высоты своих 60 лет я говорю: нельзя терять в этой жизни ни минуты, времени мало, жизнь коротка, и в ней может быть прекрасен каждый момент. Важно утром встать и убрать вокруг. Если я проснулся в дурном настроении, не портвейн пью, а говорю: «Господи, что-то мне плохо. Я надеюсь на тебя, ничего у меня не получается». Вот это движение самое важное.

Интервью взяла Наталья Николайчик (via)

[ivettalen]

"Спаси себя — и хватит с тебя"...

[Маруся]

Жизнь намного интереснее любого вымысла.

Странные и прекрасные вещи происходят с каждым из нас ежедневно, и иногда об этом просто невозможно молчать. Поэтому cуществует даже специальный проект, который помогает людям анонимно делиться своими откровениями.

Истории встречаются разные, радостные и грустные, злые и добрые. Но нас вдохновили рассказы о том, что сделало жизнь их авторов счастливее и веселее. Именно такие откровения собраны в этом посте .

О провалах
•Однажды ночью я услышала, как что-то упало в коридоре. Оказалось, что это была книга. Она свалилась с полки и открылась на странице с заголовком «Как похудеть». Таких намёков я ещё никогда не получала.
•Оставила пачку сигарет на столе на кухне. Пушистый минздрав ее обоссал.
•Уволили после того, как выложила в контакт фотки с корпоратива под названием «корпорация монстров».

•В детстве мама двинула мне случайно лопатой по голове. Сейчас, когда начинаю смеяться над чем-нибудь, она смотрит на меня и говорит: «Все-таки надо было тебя тогда в больницу свозить».
•Вчера ко мне у метро подошла бомжиха с гармошкой, сунула в карман пять рублей и ушла со словами: «Тебе это больше нужно, чем мне»... Кажется, та тонкая грань между хипстером и бомжом стала совсем размытой.
•Подруга рассказала, что, когда была маленькой, спросила у мамы откуда эта впадинка между носом и губами. Мама ей и ответила, что это ангел приложил палец к ее губам и остался такой след. А мне мама сказала, что эта впадина существует, чтобы сопли в рот стекали.
•Сегодня сын (2 года) рассматривал картинки с изображением животных. На курочку он сказал: «курка»; на уточку — «кря-кря»; на собачку — «гав-гав»; на корову — «МАМА»... Муж ржал, как сумасшедший! Сажусь на диету.
•Нормальные люди просыпаются утром от звонка будильника, счастливые люди от поцелуев любимых, а я от того, что кошка садится мне задницей на лицо!

О семье
•Люблю свою семью. Спрашиваю у мамы:
— Мам, куда поставить пасхальные яйца?
— А прям под ёлку.
•Я девушка. С младшим братом у нас разница в возрасте два года. В детстве, когда он просыпался раньше меня, он подходил ко мне, гладил по голове и ласково говорил: «Спи, спи, мое маленькое домашнее чудовище».
•Недавно мой муж, сидя на кухне и чистя картошку, читал мне стихи Бродского на память. А я в это время чинила электрический чайник. Мы любим друг друга.
•Когда я рассказывал маме про девочку, которая мне нравится, она всегда задавала 2 вопроса: «Какого цвета ее глаза?» и «Какое мороженое она любит?». Мне уже 40 и мама давно умерла, но я до сих пор помню, что у нее были зеленые глаза и она любила стаканчик с шоколадной крошкой, как и моя жена.
•Однажды у моих родителей возник спор о том, как растет чеснок, отец утверждал, что на кустах, а мама говорила, что в земле. Теперь отец должен маме бриллиантовое кольцо. В случае проигрыша мамы папа получил бы литр колы.

Про добро
•Километровая очередь в магазине. Один пожилой уже мужчина попросил пропустить его — с одной коробкой шоколадных конфет — он очень спешил к своему внуку-первоклашке. Я пропустила, у кассы он стал брать еще киндер-сюрпризы, постоянно оглядываясь назад. Так вот, расплатившись с покупкой, он раздал киндеры мне и стоявшим в очереди всем девушкам, благодаря за доброту и понимание.
•Иду я недавно домой, настроения нет, уже около подъезда ко мне подходит чисто «четкий» мужик, в спортивках, сигарета в зубах, пиво в руке, смотрит на меня и произносит: «Девушка, давайте я вас через лужу перенесу». Тут-то я и поняла, как выглядят джентльмены.
•В Мурманске есть прекрасный водитель троллейбуса — он по связи говорит температуру: «За бортом сегодня +10», желает приятного пути и читает стихи! Из троллейбуса даже жалко выходить.
•Впервые за 6 лет обучения в академии столкнулась с настолько искренней заботой и добротой. Преподаватель приносил нам, вечно голодным студентам, печенье домашнего приготовления. А сегодня на итоговое занятие притащил торт со словами: «Вам задание — уничтожить его!»
•Напротив нашего дома живёт немой. И он каждый день «говорит» со своей собакой. Громко так, с интонацией. А она ему лает в ответ. Мне кажется, это их тайный язык, и они прекрасно понимают друг друга.
•Бабуля сломала замок на своей двери. Пришлось вызывать МЧС, чтобы открыть ее. С дверью они ничего сделать не смогли, пришлось лезть через окно. Так вот, перед тем как запрыгнуть на подоконник, один из МЧС-ников заорал: «Чип и Дейл спешат на помощь!»

О наблюдениях
•Видела девушку с хлебом у домофона. Она набрала номер и сказала: «Приём! Раз! Раз! Ястреб принёс добычу! Как слышно».
•Ехала в автобусе: зашли двое работяг в возрасте, видимо, с завода и сели сзади. За всю дорогу не сказали ни слова друг другу и, только выходя, один прощался словами: «Ну, не скучай, Валера, завтра увидимся!» На что второй ответил: «Глаза бы мои тебя не видели!» Друзья — они такие друзья.

О жизни
•Единственное, что меня удивило за последние полгода, — это смываемая втулка от туалетной бумаги.
•Дедушка купил ноутбук и согласился зарегистрироваться в Одноклассниках со словами: «Давай, может, ещё не все умерли!»
•Вчера уволили с работы, смог сегодня весь день погулять с дочкой. Более радостного и счастливого дня в моей жизни давно не было.
•Мой папа-моряк всегда говорил, что в любой стране главное — знать, как сказать «я голодный» и «где туалет». Я знаю и то, и другое на 30 языках. Пригодилось больше, чем высшее образование. Вышла замуж за иностранца.
•Думаю, каким же я был идиотом год назад, и так каждый год.
•В общем, врет интернет. И посты все эти — неправда. Есть и квартира, и машина, и айфон этот долбаный. Плавал в теплых водах океана и бродил по улочкам Европы, а по-настоящему счастлив был далеко в детстве, когда на старом «школьнике» летел по проселочной дороге к речке.

[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

[Аня]

последние дни вспоминаю последние сообщения из этой темы, думаю, что, наверное, каждый день для каждого человека богат и насыщен "Его подвигами". подвиги эти появляются может и без напряжения или усилия воли, а согласно требованиям социальных стандартов, или собственных притязаний, или просто случаются, когда человек, самый обыкновенный, вдруг не скажет своей ставшей для него привычной, фразы, не издаст свою любимую, часто некстати, усмешку, сдержится или промолчит. В череде его автоматических реагирований, эти маленькие, но ценные для окружения и для него самого События, и есть подвиги.

[Маруся]

Перед смертью не надышишься
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

Все-таки человек — патологически недоверчивое существо. В молодости он не верит, что существует здоровье, в зрелости не хочет знать, что старость неминуема, а в старости игнорирует тот факт, что смерть может прийти в любой момент — хоть сегодня к ужину. Он, конечно, знает, что так бывает, в книжках читал. Знает, но не верит. Если бы верил — жил бы иначе.

«Ну, ладно, — думает молодой недоверчивый человек. — Со здоровьем как-нибудь договорюсь. Таблеточки попью, операцию вовремя сделаю, все проблемы решаемы».

«Ну, ладно, — думает зрелый недоверчивый человек. — Старость, конечно, не радость, но и не катастрофа. Вот сейчас еще немного накоплю денег, буду ездить, мир смотреть, да и вообще — есть еще шанс умереть молодым».

«Ну, ладно, — думает старый недоверчивый человек. — Смерть может прийти завтра, а может через десять лет, поэтому лучше о ней вообще не думать…»

Патологически недоверчивый человек уверен, что грядущая старость — это просто возраст, утрата внимания со стороны противоположного пола и прогрессирующий дефицит здоровья.

Но старость — это нечто гораздо более неприятное. Настоящая старость — это процесс обрубания связей. Причем на этот раз не ты их обрубаешь, а они тебя.

Сначала уходят бабушки и дедушки. Потом уходят родители, тети, дяди, девери, золовки и прочие пернатые семейного гнезда. Затем — куда-то вдруг исчезают партнеры по бизнесу и попутчики по карьере. Они еще живы, но их уже нет, они были с тобой только потому, что ты был тем, кем ты был. Затем приходит время хороших знакомых, настоящих друзей, братьев, сестер, жен, мужей и не дай бог — детей. Ты все чаще ходишь на кладбище — хоронить, поминать, а то и просто погулять. Ты больше не скорбишь об очередной утрате, потому что в своевременной смерти для тебя уже давно нет никакого трагизма. Тебе уже жалко не их, мертвых, а живого себя. Преобладающим чувством становится удивление: «А что я вообще тут делаю?»

В какой-то момент ты просто перестаешь понимать этот мир. Все твои — уже там, реальность изменилась до неузнаваемости, она чужая, тебе в ней больше нечего делать. Какие-то новые технологии, которые уже поздно осваивать, какие-то новые правила жизни, которые реально бесят, даже звезды эстрады и кино все сплошь незнакомые. Все это вытесняет тебя на периферию жизни — которая и есть старость. Остатки здоровья становятся обузой, а долголетие — проклятием. Хочется лишь одного — сдаться без боя. Чтобы это был мгновенный инфаркт, а не мучительная онкология или затяжная болезнь Альцгеймера. А если комфортной смерти ты пока не заслужил — то уж лучше и правда в дом престарелых. Там, по крайней мере, ты не будешь одинок.

Настоящая старость — это контекстуальный синоним парализующего одиночества, демоверсия адской муки. Как бы человек ни выпендривался, как бы ни строил из себя высокоразвитого эгоиста, он все равно остается бесплатным приложением к мощному траффику вселенской любви.

И когда тебя больше некому загружать, когда ты выпадаешь из этого потока — вот тут и наступает всепоглощающая старость. Средство от этой муки, конечно, есть, но оно труднодоступно. Потому что патологически недоверчивый человек не верит в то, что у вселенского потока любви есть источник, который открыт для всех и неиссякаем. Даже если знает — не верит. Если бы верил — жил бы иначе.

Я видел много старых людей. Одним было двадцать лет, другим сорок, третьим восемьдесят. Но еще больше я видел людей молодых. Одним было двадцать лет, другим сорок, третьим восемьдесят. Недавно, например, я встретил дядю Сашу — очень молодого человека семидесяти пяти лет. Это было в деревне Свапуще Тверской области. Мы с друзьями в тот день совершали велопокатушку вокруг озера Селигер. Дядя Саша легко обогнал нас и припарковал свой велосипед возле местного сельмага — запастись едой на вечер. Это был уже двенадцатый день его путешествия, за это время он проехал 860 км по Новгородской, Псковской и Тверской областям. И такие подвиги он совершает раз в 2-3 месяца. Например, предыдущий марш-бросок был из Москвы в Челябинск. Куча друзей по всей стране, отличное самочувствие, стопроцентный контакт с реальностью и никакой старости.

Опыт общения с этими людьми научил меня не бояться шестидесяти лет, семидесяти лет, восьмидесяти лет. Я понял, что старости, на самом деле, не существует — стоит только это понять. Мы всегда на связи с тем, кто сказал: «Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною».

Последние годы нашей жизни — это всего лишь еще один шанс эту связь восстановить. Последняя возможность решить главную задачу своей жизни в досудебном порядке. Но кто сказал, что последние годы, месяцы, дни нашей жизни — они где-то там, в старости, а не здесь и сейчас? Недавно я общался с одним патологоанатом и он мне признался: «Человек на редкость глуп и беспечен. Морг — это то самое место, где отрицать этот факт невозможно. И ты знаешь — как только приходит вот это понимание, что человек не столько злодей, сколько дурачок — жить становится гораздо легче».

Я уже давно смирился с тем, что я глуп и беспечен. Я знаю, что перед смертью не надышишься, а все равно зачем-то дышу этим сладким ядом бессвязной жизни. Я ведь тоже патологически недоверчивый человек. Знаю, но не верю. Если бы верил — жил бы иначе.

СОКОЛОВ-МИТРИЧ Дмитрий

[Аня]

Мне кажется, это в продолжение темы предыдущего сообщения.
Биограф В.И. Вернадского пишет: «Измерять длительность человеческой жизни годами, все равно, что книгу — страницами, живописное полотно — квадратными метрами, скульптуру — килограммами. Тут счет другой и ценится иное: сделанное, пережитое, продуманное»
Лишь значимость событий для самой личности определяет возможность измерения реализованности ее психологического времени. Тогда то психологическое время и предстанет в собственном облике, не смешиваясь ни с хронологическим, ни с каким либо иным.
«В жизни человека внешнее и внутреннее время лишь условно совпадают; единственно полнота переживаний служит мерилом душе; по–своему, не как равнодушный календарь, отсчитывает она изнутри череду уходящих часов… Вот почему в прожитой жизни идут в счет лишь напряженные, волнующие мгновения, вот почему единственно в них и через них поддается она верному описанию» С.Цвейг.

[Аня]

Жизнь в суете (притча – быль)

Как-то раз январским утром на одной из станций метро в Вашингтоне появился мужчина со скрипичным футляром. Человек расположился у стены, достал скрипку, раскрытый футляр положил у ног и стал играть.
Музыкант с душой, с полной отдачей играл целых 45 минут. За это время мимо него прошло более тысячи человек, но лишь семеро на несколько минут остановились и послушали, а человек двадцать, не останавливаясь, бросили мелочь в раскрытый футляр. За 45 минут скрипач заработал 32 доллара 74 цента.
Этот случай произошел 12 января 2007 года, а инициатором данного социального эксперимента была газета « Washington Post».
Эксперимент заключался в том, что на станции метро, как обычный уличный музыкант, играл Джошуа Белл - один из лучших скрипачей мира, обладатель множества самых престижных наград и премий. Играл он «Чаккону» Баха и «Аве Марию» Шуберта на скрипке, которая была создана великим Антонио Страдивари в 1713 году. Словом, на станции метро 45 минут длился концерт-мечта: талантливый скрипач играл на одном из лучших инструментов изумительные произведения классической музыки, а заработал он всего $32, хотя минимальная цена билета на его последний концерт, состоявшийся за два дня до эксперимента, равнялась $100, и в зале был аншлаг.
Из всех людей, прошедших мимо Белла за это время, только один узнал великого музыканта. И еще один, в прошлом занимавшийся музыкой, был потрясен игрой скрипача и остановился его послушать. На игру скрипача живо реагировали дети, но родители не давали им задерживаться и со словами «некогда, некогда....» тянули за собой.

[Аня]

Борис Борисович Гребенщиков

Вокруг пиратских и не пиратских вещей в последнее время раздут чудовищный шум, хотя разницы между ними нет никакой. Разница только в том, кто получает деньги за продажу копии. И мне это абсолютно всё равно. Если я вижу копию своего альбома, мне хорошо от того, что её кто-то слушает, а кто за неё получает деньги, мне неважно. За всю историю Аквариума никто из нас не получал никаких денег за альбомы, и сейчас тоже основные деньги получает выпускающая фирма, а мы — лишь небольшой процент. Почему у теперешних людей вместо музыки встали деньги во главе угла? За последние 15 лет деньги стали занимать всё более важное место и постепенно заняли место всего остального. По счастью, есть много тысяч людей, которые продолжают придерживаться более древней традиции, что деньги — только форма энергии, о которой мы договорились, что эти бумажки представляют собой такую вот форму. И они ничего не значат. Деньги не съешь, под ними не загоришь, в них не выкупаешься… Деньги — это замена, а теперь все стали замену принимать за реальность. Это большая ошибка.

Если боишься терять, то ты ещё просто не нашел себя. Как найдешь — успокоишься, потому что устройство жизни таково, что нам не принадлежит ничего, что можно потерять. Вор залезает в карман, старость крадет красоту, болезни — людей, даже звезды скрываются за тучами, а мы так бессильны со всеми своими тюрьмами, законами, кремами, микстурами и телескопами. Бывает, что богатства возвращаются, люди вновь открывают глаза, а небо светлеет, но право собственности иллюзорно. Жизнь проста и прекрасна — она не дает никаких обязательств и не имеет долгов.

Самое главное, к чему я пришел в жизни – Бог к людям значительно ближе, чем мы это предполагаем, и заботится о нас значительно больше, чем мы думаем. Только шум в нашей собственной голове мешает нам понять и услышать, что Всевышний так близко к каждому, что ближе уже и некуда. Вот если этот шум устранить, то всё станет предельно ясно.

[Аня]

Мудрость жизни, помимо всего прочего, заключается в том, что она, жизнь, непременно одергивает нас, когда мы относимся к себе с излишней серьезностью, то есть когда мы слишком сосредотачиваемся на своих достижениях и таким образом теряем чувство реальности. Излишняя серьезность — особенно в отношении к самому себе — та же беспечность. Это, если угодно, две стороны одной медали. Как бы то ни было, полезно прочувствовать — и чем раньше, тем лучше, — что действительность мало зависит от факта твоего существования. Достигнешь ли ты того, к чему стремишься, или не достигнешь, будешь ли ты счастлив или не будешь, мир, в сущности говоря, к твоей судьбе вполне равнодушен, он готов обойтись без тебя. Кто на это обижается, тому ничем нельзя помочь.

Аркадий Исаакович Райкин

[Маруся]

Жизнь намного интереснее любого вымысла

Странные и прекрасные вещи происходят с каждым из нас ежедневно, и иногда об этом просто невозможно молчать. Поэтому cуществует даже специальный проект, который помогает людям анонимно делиться своими откровениями.
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
Истории встречаются разные: радостные и грустные, злые и добрые. Нас вдохновляют рассказы о том, что сделало жизнь их авторов счастливее и веселее. Именно такие откровения собраны в этой статье.

О провалах

На прошлой неделе делали операцию. Лежу на операционном столе, голая. Приходит мужик, оказалось, анестезиолог. Спрашивает: «На что аллергия?» Я: «На клубнику.» Он так серьезно остальным врачам: «Слышали? Сегодня наркоз без клубники будет!» Все ржали, кроме меня!

Сегодня сидела на остановке, что-то попало в глаз, и я сосредоточенно терла его. Рядом стояла бабуля-божий одуван, заметила меня и сочувственно произнесла: «Не плачь, доченька. Я в твои годы еще страшней, чем ты, была и то вышла замуж!»

В возрасте пяти лет услышала, как папа в шутку назвал маму «горячая девочка». А позже на детском утреннике на вопрос «За что вы любите маму?» я уверенно воскликнула: «За то, что она горячая девочка». Такого красного лица моей мамы и дикого ржача с громкими аплодисментами я больше никогда не слышала.

Вчера стою на дороге, жду свой автобус. И тут внезапно останавливается машина, ждет, чтобы я перешла дорогу. Ну, не обижать же людей. Перешла дорогу, когда она уехала — перешла обратнo.

Я, конечно, всегда знала, что у европейцев о русских очень недостоверные сведения. Но осторожно и вместе с тем удивленно заданный вопрос соседа-англичанина «А у вас, у русских, есть интернет?» убил меня наповал.

Жена рассказала. Забирает она нашего первоклассника из школы, он рассказывает, как прошел день, что задали на завтра. Потом некоторое время идут молча. И тут малый выдает: «Мама, хочешь я тебе расскажу легкий мат?» Жена говорит: «Вот, думаю, началось. Понятно, это школа, там можно услышать от детей все что угодно. Начинаю мысленно готовиться, как ему лучше объяснить, что можно говорить, а что нельзя». Настроилась, значит, на поучительный тон: «Ну говори». «Так вот, — вещает малый. — Представь, что у тебя есть ферзь, слон и проходная пешка...»

О добре

Мне 20 лет. Я подрабатываю уборщицей в огромном супермаркете. Недавно, когда я мыла пол, ко мне подошел дедушка со словами: «Спасибо вам за чистоту! Я знаю, какой это труд, — сам мыл полы 20 лет», — и поклонился. Как же меня тронула его похвала, а тем более поклон... Я заплакала.

Мой брат, такой суровый рокер в черной одежде, когда едет на байке и видит торчащую из окна другой машины руку, кладет в нее конфетку.

Со мной в реабилитационном центре лежит двухметровый мужчина лет сорока пяти. Ему очень больно заниматься ЛФК, но он ни мускулом не показывает, какие адские боли терпит. Сегодня ему привезли его огромного пса, и он, обняв его двумя руками, выл в голос.

Когда я был маленьким, бабушка приходила с рынка, приносила мне всякие вкусности и говорила, что зайчик передал. А сейчас она лежит, почти не ходит, и я ей приношу всякие вкусняшки и говорю: «Бабуль, я от зайчика принес». Люблю свою бабулю.

Еду сегодня в метро, слушаю музыку, а рядом со мной подсаживается бабуля. Вежливо просит выключить телефон, у нее кардиостимулятор барахлит. В этот момент можно было заметить, как весь вагон начал выключать телефоны.

О странном

Пошли с мужем в кино на ночной сеанс. Свет погас. Тишина. Началась реклама. И вдруг мужской голос с задних рядов: «Игорь, колбасу передай».

Вот говорят, хорошо иметь собаку или кошку — все непонятные шумы в квартире можно списать на них. Как же было жутко, когда, услышав непонятный шорох в соседней комнате, мы с котом переглянулись.

Муж обиделся на семилетнюю дочку за то, что ей не понравился Гарри Поттер.

И только на двадцатом году жизни я поняла, что в песне «33 коровы» поется о русском алфавите, а не о коровах вовсе...

Работаю в банке. Через меня проходит много паспортов. Поняла, что никогда не встречала людей с отчеством Артемович или Артемовна. И вообще не знаю ни одного человека с таким отчеством. У Артемов что, не бывает детей?

В детстве всегда варил себе пельменей ровно столько, сколько мне было лет. Сейчас мне 23 и мой психологически-пельменный возраст — 42 года.

Моя старшая сестра по образованию швея, вторая сестра — повар. Если Александр Сергеевич не врет, а он не врет, я выйду замуж за царя.

О любви

Вечер. Жена волосы феном сушит, я кровать расстилаю. Дернул, видимо, слишком или что, но подушка порвалась, и все перья разлетелись по спальне. Эта чучундра начала феном гонять перья по комнате. Я стою, смотрю... Вроде взрослая уже, тридцатник скоро, а
как дитя малое. Ну не понимает, что пылесосом в режиме выдувания эффективнее! Включил, показал.

Когда у меня обнаружили рак, наша кошка спала постоянно на мне. Потом она заболела, у нее тоже оказалась онкология. Теперь она умерла, а я выздоровела. Плачу и благодарю ее за все, ведь у меня муж и двое детей...

Ночью шел сильный дождь. Мы с девушкой крепко спали в моей комнате, но вдруг она подорвалась и стала меня будить, чтобы перейти в гостиную. Перешли. Спустя пару минут трехсоткилограммовый кусок потолка упал в изголовье моей кровати. Ванговать порой полезно.

Наши соседи — старенькие бабушка с дедушкой. Каждый день они выходят посидеть на лавочке возле дома и всегда держатся за ручку. Сегодня, когда была в саду, услышала их разговор. Она жаловалась на различные боли, а он: «У тебя есть я, у меня есть ты, что нам еще нужно?»

[Аня]

"Когда я был маленьким, бабушка приходила с рынка, приносила мне всякие вкусности и говорила, что зайчик передал. А сейчас она лежит, почти не ходит, и я ей приношу всякие вкусняшки и говорю: «Бабуль, я от зайчика принес». Люблю свою бабулю".
У нас тоже так было. Любые гостинцы от зайчика. Я все думала, какой добрый зайчик.

[Аня]

"Вот ты, верно, про это и не думал, а мы ведь каждое лето опять и опять, снова-здорово делаем то же самое, что делали прошлым летом.
Ну, например, делаем вино из одуванчиков, покупаем теннисные туфли, пускаем первый фейерверк, делаем лимонад, вытаскиваем из ног занозы, собираем дикий виноград. Каждый год одно и то же, в точности как раньше, и никаких перемен, никакой разницы. Но это только одна половина лета. Другая — то, что мы делаем первый раз в жизни.
Теперь я разделю лето на две половины. Первая в моем блокноте называется «Обряды и обыкновенности». Первый раз в этом году пил шипучку. Первый раз в этом году бегал босиком по траве. Первый раз в этом году чуть не утонул в озере. Первый арбуз. Первый москит. Первый сбор одуванчиков. Все это бывает из года в год, и мы про это никогда не думаем.
А вторая половина блокнота — «Открытия и откровения». Или даже лучше назвать «Озарения» — вот отличное слово, правда? Или, может, «Ощущения»? В общем, когда делаешь что-нибудь старое, давно известное, ну хоть разливаешь в бутылки вино из одуванчиков, это, конечно, надо записать в «Обряды и обыкновенности». А потом про это подумаешь — и уж тут все мысли, какие придут в голову, все равно, умные или глупые, надо записать в «Открытия и откровения». Вот, слушай, что я записал про это вино:
«Каждый раз, когда мы разольем его по бутылкам, у нас остается в целости и сохранности кусок лета двадцать восьмого года».
Вот я еще записал. В «Обрядах и обыкновенностях» у меня стоит так: «Первый раз спорил с папой и получил первую трепку летом 1928 года, утром 24 июня». А в «Открытиях и откровениях» у меня про это так:
"Взрослые и дети — два разных народа, вот почему они всегда воюют между собой. Смотрите, они совсем не такие, как мы. Смотрите, мы совсем не такие, как они. Разные народы — «и друг друга они не поймут»."


"Так вот оно что! Значит, это участь всех людей, каждый человек для себя — один-единственный на свете. Один-единственный, сам по себе среди великого множества других людей, и всегда боится. Вот как сейчас. Ну закричишь, станешь звать на помощь — кому какое дело?
Жизнь — это одиночество. Внезапное открытие обрушилось на Тома как сокрушительный удар, и он задрожал. Мама тоже одинока. В эту минуту ей нечего надеяться ни на святость брака, ни на защиту любящей семьи, ни на конституцию Соединенных Штатов, ни на полицию; ей не к кому обратиться, кроме собственного сердца, а в сердце своем она найдет лишь неодолимое отвращение и страх. В эту минуту перед каждым стоит своя, только своя задача, и каждый должен сам ее решить. Ты совсем один, пойми это раз и навсегда".


Рэй Бредбери "Вино из одуванчиков"

[Аня]

«В том-то и беда с вашим поколением, — сказал дедушка. Вы готовы уничтожить все, что есть на свете хорошего. Только бы тратить поменьше времени, поменьше труда, вот чего вы добиваетесь. Вот поживете с мое, тогда поймете, что мелкие радости куда важнее крупных. Рано утром по весне прогуляться пешком не в пример лучше, чем катить восемьдесят миль в самом роскошном автомобиле; а знаете почему? Потому что все вокруг благоухает, все растет и цветет. Когда идешь пешком, есть время оглядеться вокруг, заметить самую малую красоту. Я понимаю, сейчас вам хочется охватить все сразу, и это, наверно, естественно, это свойство молодости. Но газетчику надо уметь видеть и мелкий виноград, а не только огромные арбузы. Вам подавай целый скелет, а с меня довольно и следа пальцев; что ж, тоже понятно. Сейчас мелочи кажутся вам скучными, но, может, вы просто еще не знаете им цены, не умеете находить в них вкус? Дай вам волю, вы бы издали закон об устранении всех мелких дел, всех мелочей. Но тогда вам нечего было бы делать в перерыве между большими делами и пришлось бы до исступления придумывать себе занятие, чтобы не сойти с ума. Так уж лучше поучились бы кое-чему у самой природы. Подстригать траву и выпалывать сорняки — тоже одна из радостей жизни, сынок.
Куст сирени лучше орхидей. И одуванчики тоже, и чертополох. А почему? Да потому, что они хоть ненадолго отвлекают человека, уводят его от людей и города, заставляют попотеть и возвращают с небес на землю. И уж когда ты весь тут и никто тебе не мешает, хоть ненадолго остаешься наедине с самим собой и начинаешь думать, один, без посторонней помощи. Когда копаешься в саду, самое время пофилософствовать. Никто об этом не догадывается, никто тебя не обвиняет, никто и не знает ничего, а ты становишься заправским философом — эдакий Платон среди пионов, Сократ, который сам себе выращивает цикуту. Тот, кто тащит на спине по своей лужайке мешок навоза, сродни Атласу, у которого на плечах вращается земной шар. Сэмюэл Сполдинг, эсквайр, сказал однажды: «Копая землю, покопайся у себя в душе». Вертите лопасти этой косилки, Билл, и да оросит вас живительная струя Фонтана юности. Лекция окончена. Кроме того, изредка очень пользительно отведать зелени одуванчиков".

Рей Бредбери "Вино из одуванчиков"

[Аня]

"Посмотришь, как Лео Ауфман катит на своем велосипеде по вечерней каменистой улице, круто сбегающей с холма, — и сразу понятно, что этому человеку все вокруг по душе: как шуршит в нагретой солнцем траве чертополох, когда ветер пышет жаром в лицо, словно из раскаленной печи, и как звенят под дождем электрические провода. Он был не из тех, для кого бессонная ночь — мученье, напротив, когда не спалось, он лежал и вволю предавался размышлениям: как работает гигантский часовой механизм вселенной? Кончается ли завод в этих исполинских часах или им предстоит отсчитывать еще долгие, долгие тысячелетия? Кто знает! Но бесконечными ночами, прислушиваясь к темноте, он то решал, что конец близок, то — что это только начало…
Главные потрясения и повороты жизни — в чем они? — думал он сейчас, крутя педали велосипеда. Рождаешься на свет, растешь, стареешь, умираешь. Рождение от тебя не зависит. Но зрелость, старость, смерть — может быть, с этим можно что-нибудь сделать?"

Рэй Бредбери "Вино из одуванчиков"