Смысл Жизни.

[Маруся]

Живите сейчас, а рефлексии оставьте на потом

Ведь это же так просто, я думаю, – представить себя в возрасте лет восьмидесяти. А потом оглянуться назад, на свои сегодняшние… тридцать… сорок… сорок пять… Вы только представьте, что вам реально восемьдесят. Даже если мозг еще соображает, тело постарело в любом случае: кожа сморщилась, хуже видится, почти не слышится, на дальние расстояния не ходится… Из радостей – еда и солнце за окном. Это я про будущее большинства людей говорю.

Оттуда мысленно оглядываешься назад… Сорок… Бог мой, какой девочкой была! И мечталось, и хотелось, и молодая, и умная, и красивая. Чего страдала?! Тогда, когда надо было большой ложкой черпать жизнь, любовь, секс, удовольствия, впечатления, эмоции, сидела в тоске – “мне больше никто не нужеееееен”, “ни о чем другом не могу думаааать”. Что это? Настанет время, когда действительно будет никто не нужен, когда желания начнут умирать вместе с телом. И ты вряд ли кого заинтересуешь, и тебе многое станет безразлично. А сейчас… Пока можно… Пока есть силы и здоровье… Есть цели и желания… Пока вкусно, в конце концов… Когда же отпускать сознание на свободу, как не сейчас? Когда начать позволять себе то, что до сих пор не позволялось?

Хорошо бы перенести страдания на потом. Как Скарлетт говорила в “Унесенных ветром”: “Подумаю об этом завтра”.

Самое подлое в жизни то, что эти самые восемьдесят могут не случиться. И даже завтра может не наступить. В этой земной жизни все может закончиться через минуты. Пусть вам будет приятно, комфортно и вкусно прямо сейчас.
Сделайте для этого что-то немедленно. А рефлексии оставьте на потом… Потом для них будет самое время.

Лилия Ахремчик

[zagelen]

Почти каждый безнадежно болен
Наш мир — это мир душевнобольных. В том смысле, что у большинства из нас души ранены, кровоточат, и почти у каждого в сердце огромная чёрная дыра. На эти раны мы глаза усиленно закрываем, предпочитая замечать что угодно, но только не собственную боль. От такой иллюзии ничего не лечится, только усугубляется и болит все сильнее. Так и живём.

Мы не умеем любить, потому что любить можно только открытым сердцем. Открываться же раненым страшно и трудно — вдруг снова причинят боль? Поэтому мы предпочитаем договариваться и обмениваться заботой друг о друге, не пуская других людей слишком глубоко и близко.

Мы не умеем строить отношения, только заключать разного рода контракты — брачный, родительский, дружеский. Нарушил контракт — штраф. Вот твои обязанности и мои права. Будь осторожен!

Мы не умеем доверять, поэтому все хотим делать самостоятельно, ни от кого не зависеть, ни под кого не подстраиваться. А то подстроишься — а он тебе нож в спину, то есть в сердце. Там ещё прошлые раны не затянулись. Не доверять — это ещё один способ держать других на расстоянии.

Мы не умеем быть искренними даже с собой, потому что это больно.

Больно смотреть на те лохмотья, в которые превратилась твоя душа, больно признавать, что ты живёшь не так, как мечтал, больно отказываться от своих иллюзий и идти туда, где страшно.

Мы идём не туда, куда хотим, а туда, куда надо или куда принято хотеть. Все идут туда, и там им хорошо, значит, и мне туда надо, наверное. Но то, что подходит тиграм, губительно для антилоп. То, что хорошо и правильно для одних, яд для других.

Мы одиноки. Даже живя в семье, среди людей, мы остаёмся одинокими, не подпуская никого близко, не открываясь, не доверяя другим. В нашей жизни так много всего, о чем мы никогда никому не рассказываем — и не расскажем. Иногда мы даже гордимся своим одиночеством — зато никто не обидит, больно не сделает не бросит. Но ведь и не обнимет, и не выслушает, и не поддержит.

Мы постоянно делаем друг другу больно — иногда нечаянно, иногда специально. И при этом мы не умеем о своей боли сообщать, надеемся, что тот, кто любит, сам догадается. А что если нет?

Всю жизнь мы убегаем от боли, мечтая лишь о том, чтобы она закончилась. Чтобы сердце больше не сжималось в груди от обидных слов, чтобы чьи-то колкости больше не трогали, чтобы воспоминания не бередили раны, чтобы люди не предавали, не обманывали, не обижали. Точно знаем, чего не хотим. А хотим, чтобы «просто хорошо было».

Мы готовы заниматься чем угодно, но заглянуть в собственное сердце — страшно. Мы предпочитаем идти туда, где проще, даже если там менее интересно. Мы делаем не то, что хотим, чего хотим не знаем. Надо ли удивляться, как мы живём и насколько мы в этом несчастны?

Мир перевёрнут с ног на голову. Почти каждый безнадёжно болен. И потому безнадёжно, что сам себе в своей болезни не признается. Мы научились быть успешными, изобретать сложные механизмы и строить огромные дома. Но разучилось быть честными, искренними, открытыми и любящими. Разучились слушать себя и следовать за своим сердцем. Принципы морали — даже элементарные — теперь пережиток прошлого. О какой же гармонии с собой можно говорить.

Нам стоило бы развернуться лицом к самим себе. Просто перестать искать нечто вовне, а заглянуть внутрь.

Увидеть, что причины того, что происходят вокруг нас, часто лежат внутри. И на внешнее влиять можно только изнутри, из своего сердца.

Исцелив раны своего сердца — или хотя бы начав этот путь, мы можем изменить и то, что нас окружает. Может быть, не быстро и не настолько, насколько хотелось бы, но — существенно.

Изменить любые отношения можно только в собственном сердце, и это дает шанс на изменения внешние. Изменить любые обстоятельства нужно сначала в своей душе. Мы ведь часто говорим, что изменить можно, меняя себя, но что это значит?

Это значит перестать пребывать в иллюзии, что мир неидеален, а я — идеален(на). Перестать закрывать глаза на раны своего сердца. Честно посмотреть в свою душу, как будто встать обнаженной к зеркалу, не пытаясь ничего приукрасить. Увидеть свою внутреннюю реальность, иногда — ужаснуться ей. И с этой точки начать новую историю. Историю своего исцеления. Исцеления своей души. В каком-то глобальном смысле в этом и есть наш долг и наше предназначение в этом мире — исцелить свою раненую душу и помочь ей найти настоящий приют.

Поверьте, это будет совсем другая история, совсем другая реальность.

© Ольга Валяева

[Маруся]

Бросить все. Уставшие от жизни люди.

В прошлом году наша соседка, занимающая довольно жирную должность, бросила работу, сдала свою прекрасную трехкомнатную квартиру успешной молодой семье и уехала жить на дачу. Навсегда.

До пенсии ей оставалось еще лет пятнадцать-двадцать.

Окружающие недоумевали и крутили пальцем у виска. Бросить такую работу? Такую квартиру? Променять все на деревянную халупу с сиренью под окном и видом на болотце? Это ненормально. Да все мечтают добиться такого успеха!

А она абсолютно счастлива.

И остаток жизни собирается провести на маленькой деревянной террасе, читая книги, сажая на выделенном под огород квадратном метре петрушку и готовя детям борщи.

Конечно, я немного утрирую.

Она куда-то что-то пишет. Где-то читает какие-то лекции. Что-то делает и что-то зарабатывает. Но это настолько незначительно и неутомительно по сравнению с ее прошлой жизнью, что даже упоминания не стоит.

С каждым годом таких людей становится все больше.
Конечно, не все бросают все и уезжают в глушь. Но меняют жизнь существенно. Например, из врачей уходят в свободные фотографы, из бухгалтеров – в журналисты.

Обратите внимание: почему с каждым годом становится все больше и больше фрилансеров? Да, в век интернета и высоких технологий нет необходимости быть привязанному к конкретному рабочему месту и жесткому графику с девяти до шести. Но есть и другое.

Есть уставшие от жизни люди.

Слишком настойчиво нам пытаются навязать успешность. Успешность. Вы можете дать четкое определение этому слову?
С детского сада человек загружен под завязку. Бесконечная обязаловка. Ранние подъемы. Манная каша. Тихий час. Сиди тихо. Кружки. Суббота. Ранние подъемы. Английский и рисование. Школа. Ранние подъемы. Уроки. Домашние задания. Экзамены. Снова экзамены. Институт. Ранние подъемы. Лекции. Экзамены. Работа. Ранние подъемы. Совещание. Отчеты. Планерки. Авралы.

На пенсии выспишься. Сперва добейся.

Бейся головой о стену. Будь успешен. "Высокоэффективные люди". Слыхали? Не ленись, не болей, отработал – умирай. Отличный работничек. Мечта каждого руководителя. Не простывает, не устает, не ходит в отпуск и на детские утренники, работает сверхурочно и по выходным. Он же хочет быть высокоэффективным и успешным. Надо. Точно надо?

На протяжении всех лет обучения отчаянно пугают и угрожают. Учись, а не то ничего из тебя не будет. Учись, а не то, кроме как в дворники, никуда не возьмут. Учись, а не то…

Стандартный набор. Два высших образования. Удачное замужество. Престижная работа. Квартира, машина и дача. Море пару раз в год. Париж на годовщину свадьбы. Дети в гимназии. Двадцать сапог, тридцать сумок. На сезон. Все как у людей. Точно надо?
Кто-то когда-то решил, что именно вот это вот все – и есть успешность. А вы уверены, что именно в этом она измеряется? И нужна ли она вообще?

Успешность. На самом деле это одно из самых больших надувательств нашей жизни.

Все это неважно.

Понимают сию простую истину, как правило, глубоко уставшие от жизни люди, для которых на первое место выходит душевный покой. Возможность никуда не бежать. Никому ничего не доказывать. Жить, а не выживать.

Есть люди, которые бежали, бежали, потом упали и поняли, что больше не могут. Тем более, когда речь идет о новом поколении молодых людей, которые уже с двадцатилетнего возраста успели побывать на серьезных руководящих должностях, тянув на себе непомерный груз забот и ответственности. Они уже все видели, все умеют и больше ничего не хотят, кроме покоя. Этакая ранняя старость.

Тогда они вдруг начинают видеть жизнь в другом свете. Чаще это случается на фоне серьезного переутомления и сильного стресса. Валяясь в больничке, можно многое понять.

Уставшие люди постепенно меняют все и меняются сами. Они учатся жизнь заново, полностью подстраивая обстоятельства под себя, под свои потребности, желания и биологические часы. Полностью контролируя свою жизнь, не доверяя ее настроениям и решениям работодателей. Они рисуют акварелью и много читают. Варят борщи и пекут пироги. Гуляют в парке и играют с детьми в мяч. Просто дышат воздухом. Понимают, что одной сумки, оказывается, вполне достаточно.

Учатся жить сегодня и сейчас, чувствуя каждую минуту.
Именно поэтому уже достаточно давно появилось такое понятие, как дауншифтинг, и общества борьбы с чрезмерным потреблением, стали так популярны фриланс и зимовки в индийских хижинах.
Дворник.

С детства пугали. А сейчас кажется, что хорошо на свежем воздухе метлой махать.

Во всяком случае, эта работа представляется мне привлекательнее редакторской должности ежемесячного журнала объемом более ста страниц. Когда нет времени поесть и выпить чашку кофе. Когда в десять вечера вдруг вспоминаешь, что еще в обед хотел сходить в туалет. Когда в одиннадцать вечера звонит рекламодатель и просит срочно переделать макет. А в девять утра журнал уже должен быть в типографии… А потом спускаешься вниз по темной лестнице, потому что лифты в здании давно не работают. И не вызываешь такси, а идешь пару остановок пешком, чтобы немного прийти в себя. И думаешь о том, что к утру надо дописать статью и в восемь уже быть в редакции. А дома голодный ребенок и его недописанное сочинение. А в двенадцать тридцать ночи внезапно звонит проснувшийся автор и просит внести правки в текст. И утром снова эта круговерть. И за полчаса до сдачи в типографию придет главный и скажет: переделывать все к чертовой матери. Как? Ему плевать. Выходите в выходные.

Есть люди, которые реально получают от всего этого удовольствие. До конца жизни не уставая от сумасшедшего ритма. И могут чувствовать при этом жизнь во всех ее проявлениях. Ну и отлично. Не могут же все быть суперуспешными. Не могут все занимать престижные должности и руководить суперуспешными компаниями. Кто-то должен и опавшие листья мести.

Уставшие от жизни люди и люди, гоняющиеся за успехом, никогда не поймут друг друга. Ясно, что каждому свое. Но если вы чувствуете, что больше не можете, не бойтесь все изменить. Не надо относиться к жизни слишком серьезно. Она для этого слишком коротка.

[Маруся]

Благодарим за предоставленную информацию Натали Л
Людям, уставшим от бешеной гонки в мегаполисах, необходимо заземление.
Им нужен запах костра, стрекотание кузнечиков на закате, обжигающая свежесть родника, звенящая ночная тишина.
Можно сколько угодно успокаивать себя тем, что город даёт уникальные возможности, но тело не обманешь.
Проживание в бетонных коробках точно не способствует долголетию. Еда из супермаркетов не лучший подарок для организма, а ежедневный стресс в пробках вряд ли улучшает нервную систему.

Чем старше я становлюсь, тем отчётливее приходит понимание, что ресурсов организма становится всё меньше. Сколько же бестолковых действий было совершено мной в то время, когда энергия била ключом.
Когда спать можно было по 4 часа, когда питаться можно было как попало. Отчётливое понимание того, что нужно иметь своё место на земле приходит лишь с возрастом.
Тогда, когда сил становится меньше. Не нужно ждать четвёртого или пятого десятка, чтобы начать наконец строить свой дом, сажать своё дерево.
Не нужно ждать уже наступившей усталости от бешеной гонки в мегаполисе. Начните прямо сейчас. Сейчас, когда энергия ещё бьёт ключом и когда любые преграды преодолимы.

Володар Иванов

[Маруся]

Каждый день, общаясь с разными людьми, удивляешься тому, что самые достойные из них – одиноки.
Их отличает харизма, приятная внешность, живой аналитический ум, хорошее воспитание и манеры, за которыми всегда спрятан сильный взгляд, в котором едва просматривается небольшая грусть.

Они ищут «своих» людей: для общения, для компании и приятного отдыха, для любви, для отношений и семьи.
Они чаще ошибаются, сильнее страдают, реже идут на контакт, тяжелее переживают неудачи. Но каждый раз, сгорая в отношениях дотла, они возрождаются из пепла, становясь еще более совершенными и более сильными.
И снова, и снова начинают всё сначала…

Им чужды стереотипы современного общества, им невозможно навязать чужое мнение. Независимо от того, мужчина это или женщина, они в поисках такого человека, рядом с которым будет тепло и спокойно.
И это «спокойно» основано не на отсутствии ссор, адреналина или крайних граней эмоций. Это «спокойно» означает, что рядом человек, который не предаст. Человек, которому ты безгранично веришь, доверяешь и в котором уверен на все 200%.
Даже самые сильные люди бесконечно стремятся обрести уверенность, что их любят…

Сильные люди бывают намного беззащитней слабых. Во время урагана гибкий тростник гнётся и шуршит, а сосна просто ломается и умирает навсегда — говорят китайцы, а китайцы знают, что говорят.
Сильные люди отвечают вовсе не за себя. И даже не за своих близких. Они отвечают за весь мир, попавший в их орбиту. Потому что сила притягивает к себе — так говорят физики, а они тоже знают, что говорят.

Сильные люди, вовсе, не здоровее и не крепче всех прочих. Просто они точно знают, что не имеют право падать в обморок и умирать, пока от них всё еще кто-то зависит.
Они способны во время обширного инфаркта прыгнуть в воду, доплыть до тонущего ребёнка, вытащить его на берег, удостовериться, что ему больше ничего не грозит, — и только тогда отключиться. Так говорят медики — а медики повидали на своем веку куда больше чудес, чем физики и китайцы вместе взятые.

А еще сильные люди очень одиноки. И, вовсе, не потому, что никого не терпят рядом с собой. Просто… Они же сильные?
Вот, никому и в голову не приходит, что и им бывает больно, страшно, одиноко, просто тоскливо.

Ходят по земле сильные, молчаливые люди. С ними не всегда легко, не всегда приятно, не всегда комфортно — зато надежно. Это и есть та самая кавалерия, которая всегда приходит на помощь в последний момент.

[Маруся]

НИКОГДА НЕ ЖАЛЕЙ ТОГО, ЧТО МОЖЕШЬ ДАТЬ.

Я даже не помню, как называлась та книга. Помню только, что на коричневой обложке длинным зигзагом алел вымпел какого-то парусника. Я не особенно любил читать, но с удовольствием давал книги из нашей домашней библиотеки своим одноклассникам. Петька Солодков вытащил её из портфеля и положил на стол. Мы стояли у окна и смотрели на хмурое октябрьское небо, с которого, словно пух, падал редкий снег.

— Санёк, спасибо за книгу! Я всю ночь сегодня читал: не мог оторваться! — восхищённо улыбаясь, произнес Петька и пожал мне руку.
В это время в класс вошел мой сосед по парте — Колька Бабушкин. Носатый, долговязый, нескладный… У него не было отца. Его и маленькую сестренку воспитывала мать, истеричная, крикливая женщина, которая то и дело приходила в школу, чтобы разобраться с обидчиками её детей. Но такое заступничество только усиливало наше презрительно-высокомерное отношение к её жалкому отпрыску.
Увидев Бабушкина, все сурово умолкли, и, когда он кивком головы, улыбаясь, поздоровался с нами, никто даже не взглянул на него. Он поставил изжёванный дерматиновый портфель на стол и вдруг увидел книгу. Она лежала на его половине парты. Бабушкин замер и благоговейно, словно святыню, взял её в руки.

— Санёк, глянь! — толкнул меня Петька. Я от возмущения разинул рот.
Бабушкин полистал книгу, и странная восторженная улыбка появилась на его лице. Он посмотрел на нас и вдруг сказал:
— Спасибо за подарок!
— Положи книгу на место и не трогай чужого! — выйдя из оцепенения, прорычал я.
Бабушкин испуганно вздрогнул и выронил книгу. Все засмеялись. А он, готовый от стыда провалиться сквозь землю, густо покраснел, торопливо поднял её и, погладив обложку, отодвинул от себя, словно извиняясь за то, что посмел к ней прикоснуться.
— Просто у меня сегодня День Рождения, и я подумал, что…

Тридцать лет прошло с тех пор. Когда я оглядываюсь назад и вижу, как много несчастий и бед окружает нас, я почему-то думаю, что всему виной не какие-то исторические закономерности, не какие-то высшие силы, а тот случай с книгой, когда я нечаянно разрушил огромный дом человеческой веры, когда я сделал больно другому и не нашёл в себе мужества исправить ошибку. И наша жизнь пошла по другой дороге, где всем больно и одиноко, где нет тех, кто может поднять упавших.

А эта книга…
Колёк, да я отдал бы тебе всю библиотеку! Да мы бы всё тебе отдали… Но только он сгорел в танке под Кандагаром, в Афганистане, когда я учился на втором курсе университета. Боль стала моей неразлучной спутницей, она смотрит на меня глазами долговязого восьмиклассника и терпеливо напоминает: человеческая жизнь коротка, можно не успеть, поэтому никогда не жалей того, что можешь дать, и никогда не отнимай того, что у тебя просят.

© Виктор Дроганов.

[Маруся]

Информация от Натали Л

Ищите людей страстных, сильных, счастливых…

Ищите страстных, сильных, счастливых… Они как звезды, пока голову не поднимешь — не увидишь.
А когда утонешь глазами в звездном молоке — понимаешь, какое их бесчисленное множество.
Ищите своих людей. Им также страшно и больно. У них тоже бывают черные дни, ошибки и срывы. Но они готовы идти сквозь страх, они влияют на ход вещей, задают темп жизни. Они в чем-то лучше, в чем-то хуже. Они не завидуют и не жалуются. Они с благодарностью встречают подарки судьбы и любят себя за то, что удача им улыбается.

Ищите верных и честных. Которые не будут прятать злость и слезы за лицемерием и ухмылкой. Они говорят, что думают. Пусть иногда неприятно, пусть иногда прямо в сердце. Зато честно. Не со зла, а от любви. Которые радуются искренне, смеются громко и свободно, мелодично и заразно. Которые не скрывают и не стесняются своего веселья.

Ищите тех, кого можно будет любить вечно. Ищите тех, кто стоит и ждет вашей любви. С которыми вы сольете два озера и получится море. Ищите тех, в ком много жизни. Ищите звонких и сочных, со смешинками и морщинками. Ищите в парках и на сценах, грустных и веселых, маленьких, и больших. Они немного дети, они идут по жизни с верой в добро, но видят все, конечно, и черное и белое, но живут ради желтого, красного, голубого…

Ищите их. Нужно только поднять голову.

[Маруся]

Иногда в нашу жизнь врываются события, к которым мы оказываемся не готовы, они ломают нам хребет, бросают нас на колени, вышвыривают нас в самый вихрь разбушевавшегося, неуправляемой силы урагана, обесточивают наши ресурсы, выжигают наше естество и рушат все наши ориентиры.
Но однажды наступает тот день, когда ты ясно осознаёшь, что есть кое-что, что ты можешь сделать даже на коленях, разбитый и обессиленный, - ты собираешь в кулак всю свою волю и вскоре понимаешь, что в твою жизнь пришёл НОВЫЙ день.
И что бы не происходило, ты точно знаешь, что теперь - ты справишься.

© Татьяна Варуха

[Маруся]

Не полностью согласна, но....

Со школьными друзьями нужно уметь прощаться вместе со школой. Институтских товарищей пора забывать через год после окончания.
Приятели из интернета должны оставаться в интернете, и не приведи Господь их оттуда выковыривать.
Всему своё время, своё место и свой срок годности.
Первая любовь — она как первые штаны: поносил, порадовался, вырос и выбросил. Хранить их потом годами на антресолях, тешась надеждой когда-нибудь ещё втиснуть в них свой зад, — наивно и глупо. Жадные до отношений люди всю жизнь копят этот багаж из греющих душу воспоминаний и протухших дружб, реализованных и нереализованных чувств, окружая себя горами эмоционального мусора.
Хотя, ведь всё проще простого, тут как с гардеробом — если ты не надевал какую-то шмотку в течении года, вероятность, что наденешь через два-три - мизерна.
Выбрасывай смело, — освобождай место новому.
Если возникла необходимость сделать "перерыв в общении", "отдохнуть друг от друга", значит всё — кто-то из кого-то вырос, самое время сказать "всё было круто, чувак, спасибо. Удачи тебе", попрощаться и разбежаться.
Потерять друга невозможно, а вот потребность в нём — запросто.
Это естественный процесс взросления.

[Маруся]

Меня восхищают ЛЮДИ, на которых смотришь, и вдруг такая красота и глубина открывается, что замираешь от восторга и восхищения: ну, надо же! Красивые внешне? Нет, не обязательно. Вовсе нет. Но во внешности таких людей всегда есть нечто притягивающее взгляд. Что-то неуловимо прекрасное, настолько, что хочется смотреть снова и снова, и восхищаться: ну, надо же!

Щедрые?
Да, во всём: в Своей Любви, в Своей Искренности. И в деньгах тоже. Обязательно. Внутренняя щедрость через отношение к деньгам — это очень серьёзно проявляется. Нет, эти люди, вовсе, не богачи и не транжиры. Они, зачастую, экономят — на себе. Но они способны послать кому-то букет красивейших цветов, не пожалев, при этом, не только денег, но и времени, просто для того, чтобы порадовать. И ты держишь эти цветы в руках, а горло сжимается: ну, надо же!

Добрые?
Да, вот так, по-настоящему. Кто обнимает уже одним своим присутствием. И при одной только мысли, что есть Такой Человек в твоей жизни, что ты его знаешь, сердце заворачивают в мягкое одеялко и нежно бьётся: ну, надо же!

Искренние и смелые?
Да, конечно. Но те, кто без меча и щита. Кто не боится быть собой, не боится любить, не боится боли. Кто живёт. Да, таким людям очень часто бывает тяжело и больно, но они живут. И их жизнь, вовсе, не борьба. Они светлы и радостны. Несмотря и вопреки. И очень благодарны. И жизнь смотрит на них широко открытыми глазами и восторгается: ну, надо же!

В общем, меня восхищают ЛЮДИ…
Не схемы, не образы и не представления — живые люди. Люди, которые неизмеримо интереснее и прекраснее всего, что можно придумать. Живые люди, которых только и стоит любить.
А если вдруг вы думаете, что сейчас я скажу, как мало таких людей, то вы ошибаетесь. Не скажу. Ибо я знаю многих. А кого-то даже близко.

Любуюсь. Учусь. Благодарю. Люблю.

Татьяна Олейникова.

[Маруся]

– Здрaсьте-здрaсьте, проxодите нa кухню. Я сейчaс. Только ногти досушу...
– Ногти? Какие ногти? – опешила психолог.
Она рaботает в хосписе. В детском хосписе. Она рaботает со взрослыми, у которых умирают дети. Это не рaбота, а наказание. Постоянный контакт со смертельным отчаянием.
Ее клиенты не красят ногти. Не одевают яркое. Не смеются. Не улыбaются. Не прaзднуют праздники. Не ходят в кино.
Они носят черные платки. Смотрят в одну точку. Отвечают невпопад. Подолгу не открывают дверь.
Они живут в ожидании черного дня и делaют черным каждый день ожидания.
Психолог нужен для того, чтобы прогнaть из головы таких родителей мысли о смерти. О своей смерти. Потому что когда уйдет ребенок, зачем жить?
Психолог должен объяснить зачем. Помочь придумать новое "зачем". И поселить это новое "зачем" в голову мам и пап, давно и привычно живущих на грани отчаяния.

– Какие ногти? – переспросила психолог. – Вы мама Анечки? Вы Снежанна?
– Я мама, мама. Вот эти ногти, – засмеялась Снеж. Показала красивый маникюр с блестящими, как леденцы пальчиками.

Снеж 30 лет. 2 года назад ее четырехлетней дочке поставили диагноз. Онкология. 4 стадия.
Диагноз, определивший конечность жизненного отрезка её дочери. Два года. Два раза по 365 дней. "Плюс-минус 720 дней", – посчитала Снеж и упала в колодец отчаяния.
В колодце не было дна. Когда Снеж смотрела на дочку, она все время летела вниз, испытывая нечеловеческие перегрузки. Ей даже снилось это падение. Во сне она отчаянно цеплялась за стенки колодца, сдирая пальцы в кровь, ломая ногти, пыталась замедлиться, остановиться. Просыпалась от боли. Болели пальцы. И ногти болели. Желтели. Грибок, наверное. Снеж прятала желтизну под нарядный маникюр.

Конечно, они боролись.
Снеж отчаянно карабкалась. Хваталась за любую возможность. Традиционная медицина. Нетрадиционная. В один день после утреннего облучения она могла повезти дочь к деревенскому знахарю. А вдруг? Лучевая терапия и отвары целебных трав.
Лучшие диагносты и онкологи.
«А вдруг» закончилось, когда метастазы попали в костный мозг дочки. Снеж поняла: вот теперь – всё. Финальный отрезок пути. Сколько бы там не было дней, они уже без «а вдруг».
Снеж осознала: она больше не сможет ничего изменить. Выбора: жить или умереть – больше нет. Ей, Снежане, придется это принять. Она мгновенно замерзла.

Подождите, но выбор же есть всегда! Даже у осужденного на смерть человека, которого ведут на расстрел, есть выбор. Выбор – с каким настроем туда идти. С остервенением, с обидой, с прощением, с надеждой…
Снеж поняла, что в этом выборе – ее спасение. И согрелась.
Она выбирает жить, «как ни в чем не бывало». Она не станет культивировать болезнь и подчинять ей всю жизнь дочери. И свою жизнь тоже. Она не положит на алтарь грядущей смерти больше ни дня из отведенных Господом на жизнь.
Надо ЖИТЬ. А не ЖДАТЬ.

Да, больничная палата и ежедневные инъекции яда в исколотые вены ребенка возможно продлят ее жизнь на несколько дней. Жизнь ли это для пятилетней девочки? Нет. Это мучение.
Анюта все время плакала в больнице и просилась домой. Дома – куклы. Мультики. Смешные журналы. Фрукты. Дома – детство. А в больнице – борьба. Но исход борьбы уже определен, зачем тогда?
Снеж забрала дочку домой. И стала жить-поживать.

– Это она не в себе, – хмуро смотрели на Снежанну другие матери, чьи дети оставались в больничных палатах. – Это она сдалась.
А Снеж в этот момент делала свой осознанный выбор. Она перестала падать в колодец. Остановилась. Подняла голову. И увидела небо. И лучи солнца, дотянувшиеся до нее в колодце.

Снеж крепко сжимала Анюткину ладонь, когда они уходили из больницы.
– Пойдем домой, моя хорошая…
– Мы сюда больше не вернемся? – с надеждой спрашивала девочка.
– Нет, больше не вернемся, – твердо сказала Снеж.

Анюта стала пациенткой хосписа. Ну, то есть жила дома, а там стояла на учёте.
Хоспис – это не про смерть. Хоспис – это про жизнь. Про то, что смерть – это часть жизни. Что умереть – не страшно. Страшно умереть при жизни.
Снеж ценила сотрудников этого заведения. Они всегда были рядом. На расстоянии телефонного звонка. Он всегда готовы были помочь. И они не задавали глупых вопросов. Это важно.

А другие – задавали.
– Как ты? – спрашивали окружающие.
В вопрос зашит глубокий ужас от осознания бескрайности чужой беды и глубокая радость от осознания, что эта беда – не со мной.
– Я – отлично, – честно признавалась Снеж. – Сегодня на карусели поедем. Анютка хочет. Мороженого поедим. По парку пошатаемся.
Люди отводят глаза. Этот текст принадлежит маме здорового ребенка. Его не должна говорить мама смертельно больной девочки.
Люди, ни дня не прожившие в колодце, любят давать экспертные советы о том, как грамотно страдать. У них есть Хрестоматия отчаяния, мокрая от слез.
А у Снеж нет такой хрестоматии. У нее – альбом с белыми листами. Каждый лист – это новый день. Сегодня мы проживем его на полную катушку. С мороженым и каруселями. Раскрасим яркими цветами и детским смехом. А потом настанет ночь, Анютка заснет, а Снеж будет слушать ее дыхание. Дыхание спящей дочери - лучшая симфония любви на свете. Спасибо, Господи, за ещё один яркий день. Завтра нас ждет новый чистый лист. В какие бы цвета его раскрасить?

Где-то на отрезке Анюткиной болезни от Снеж ушел муж. Страшнее, конечно, что, при этом, от Анютки ушел папа.
Уходя, муж говорил Снеж что-то обидное. Что толстая. И старая. И что-то ещё. Избивал словами. Снеж не слушала. Она понимала. Он просто сдается. Он уходит от страха. Он не хочет каждый день видеть угасание дочери. Это портит качество его жизни. Ему приходится виновато улыбаться. Потому что общество осуждает улыбки в такой ситуации.
Впереди ещё год. Муж не хотел выкидывать год своей жизни в трубу страданий. Ведь этот год можно прожить весело, ездить на море, смеяться заливисто, целоваться исступленно. А альтернатива – слезы, уколы, врачи, диагнозы. Муж выбрал первое. Вышел за скобки семьи. И оттуда, из-за кулис, дает ценные советы Снеж.
– Такой активный образ жизни добивает ребенка, – авторитетно заявляет бывший муж, рассматривая в соцсетях фотографии. На них – счастливая мама с хохочущей дочкой. Подписчики не подозревают, что дочка больна. – Ты ей жизнь сокращаешь.
Снеж молчит. А что говорить? Теоретически он прав. Если бы Анютка лежала сейчас, утыканная иголками, через которые в нее закачивали бы химические препараты на основе яда, она бы, вероятно, прожила дольше. Но... Разве это жизнь для пятилетнего ребенка?

Снеж давно не рефлексирует по этому поводу. Просто живет.
Недавно свозила дочку в Парк развлечений. Вот это приключение! Анютка была счастлива. Желтоватые щечки покрывались румянцем. Она целый день проходила в платье Эльзы, она была настоящей, взаправдашней принцессой. Снеж радовалась вместе с дочкой, заряжалась ее восторгом.

Жить, когда у тебя все хорошо - это одна история. А жить, когда у тебя все плохо – совсем другая.
Когда у тебя все хорошо, то можно думать о пельменях и новых обоях в гостиную. А когда все плохо, то все мысли перекрыты шлагбаумом осознания, что метастазы уже перешли в костный мозг ребенка.
Снеж прошла этап отрицания. И гнева. И истерик. Она уже там, на другом берегу. Она - в принятии.
Поэтому она живет, как будто все хорошо. Она сломала шлагбаум и прибралась в голове. Она думает о пельменях и обоях в гостиную. Можно взять бежевые такие, с кофейным оттенком. Будет красиво.

– Снежанна, вы думаете о том, как будете жить...потом? – осторожно спрашивает психолог. Она готова к ответу про суицидальные мысли. И знает, что говорить в ответ.
– Потом? Ну, плана у меня нет, но я знаю, что я сделаю сразу после...
– Что?
– Я уеду на море. Буду много плавать. И загорать. И заплывать за буйки.
– На море? Интересно, – психолог рассматривает Снеж с любопытством. Думает о силе этой, измученной испытаниями, но несломленной, женщины.
Снеж, по-своему, понимает этот пристальный взгляд. Она трактует его как осуждение. Она к нему привыкла.
– Вы думаете, это стыдно? Все так думают. Мама. Бывший муж. Соседи. Подруги.
– Я так не думаю, Снежанна, честно. Даже наоборот.
– Я смою в море все эти осуждающие взгляды. Все приговоры. Мне тут сказали, что я... как это... "пафосно страдаю"…
Снеж усмехнулась.
– Снежанна, вы боитесь чего-нибудь? – спрашивает психолог.
– Я? – Снеж задумалась. – Наверно, уже нет. Я боюсь Анюткиной боли. Но есть морфий. А так ничего...
– Анечке хуже.
– Да, я вижу. Не слепая. Но так уже было. Думаю, прорвемся.
– А если нет?
– А если нет, то я не хочу вскрытия. Не хочу, чтобы трогали ее. И платье Эльзы уже готово. Она в нем была счастлива здесь. И будет там.

Психолог собирается уходить. Она здесь не нужна. Она не скажет этой маме ничего нового. Скорее, наоборот. Эта женщина – сама мудрость и принятие. А может это защитная реакция, блокирующая чувства. А может, жажда жизни. Какая разница? Море... Она хочет на море.
От нее не пахнет отчаянием. Пахнет лаком для ногтей. И немножко шоколадом. Они с дочкой ели шоколад.
Из комнаты в руки Снеж выстреливает Анютка.
– Мама, пойдем раскрашивать новыми фломастерами разукрашку!!! – верещит девочка.
– Я иду, Анют. У нас гости, видишь? Поздоровайся. А то не вежливо…
– Здрасьте, – здоровается девочка и убегает в комнату. Если бы не желтоватый цвет лица и не вздувшиеся лимфоузлы - обычный ребенок, заряженный детством.

Снеж выходит на лестничную клетку проводить психолога. А на самом деле – закурить. Очень хочется.
– Вы – удивительная, Снежанна, – говорит психолог на прощание. – Вы большая редкость. Вам не нужен психолог. Вы сама себе психолог. Я даже советовать Вам ничего не буду. Пожелаю сил и стойкости.
– Угу, спасибо, приятно, – Снеж приветливо улыбается и жадно затягивается сигаретой. – Сил и вам тоже. У вас работка - не позавидуешь.
Двери лифта закрываются и не дают психологу ответить любезностью.
Снеж докуривает сигарету и еще минуту рассматривает весеннее небо через грязное окно. Небо голубое, яркое, залитое солнечным светом.
Такое же будет на море. Потом. Снеж будет греться в его лучах. Быстро загорит в черное. Будет вечерами мазать сметаной красные плечи.
А когда придет пора – она вернется сюда.
Вернется, обновленная.
И пойдет работать в хоспис. Психологом. Будет вот также ходить к тем, кто разучился улыбаться, и учить. Учить жить вопреки диагнозам. Учить ломать шлагбаумы. Учить думать о море. Учить видеть солнце в колодце.
Она будет показывать людям свои фотографии. На фотографиях – счастье двух людей. И нет болезни. Это они с Анютой в парке. Это – катаются на лошадках. Это – на каруселях. Это - на горке. Это они лопают фрукты. А вот тут – шоколад...

Можно жить. Можно. И нужно. Просто купите пельмени. Просто поклейте обои...

Р.S. А вот теперь все, кто прочел этот текст, подумайте: у вас, и правда, еще есть проблемы?

Ольга Савельева.

[Маруся]

В тот вечер я забрала Матвея из сада уже с твёрдым намерением лепить снеговика.
Снеговик был просто необходим этой тишине и этому вечеру. Без снеговика они казались неполными и даже почти бессмысленными.
В благостном молчании мы катали огромные глыбы по одинокой детской площадке.
Где-то между проржавевшей горкой и сломанной каруселью. Снеговик получился высокий, упитанный и счастливый. С руками из веток, которые долго пришлось искать под снегом. С крючковатым носом и довольной ухмылкой.
— Классный у нас Саша получился, правда, мам?
Сашами Матвей называет редкие игрушки или персонажей сказок, особо любимых и допущенных в святая святых детской души.
Мы фоткаемся с новым другом, сооружаем для него ещё и крепость вокруг, долго жмём осиновую руку на прощание, поправляем отлетевшую пуговицу на пузе. Вечер и тишина теперь наполнены смыслом, можно идти домой с чистой совестью и ноющей поясницей.

Наутро по дороге в сад Матвей бежит впереди меня, поприветствовать Сашу. Но его нет… Вместо снеговика по площадке разбросаны доказательства чужого бессердечия — упаковки от чипсов и пивные бутылки. Горы разбитых глыб, из одной предательский торчит осиновая ветка.

— Мама, а где же Саша? — в глазах сына стоят крупные, блестящие в утреннем свете, слёзы. Губы предательски дрожат, и он, вытягивая тонкую шейку из под куртки, с надеждой заглядывает в моё лицо — а вдруг я сейчас всё-таки найду Сашу. Или наколдую, я же волшебница.
Но я не умею колдовать так по-крупному. Могу книжку новую под кроватью, могу машинку за креслом, а вот чтобы вылечить повсеместную жестокость и хамство — не ко мне. Увы.

— Как, где? В лес ночью убежал, конечно! Смотри, как ему тяжело было через нашу крепость перелезать, аж порушил ее всю! — я машу рукой в сторону леса и, пока Матвей смотрит туда, незаметно убираю ветку, служившую снеговику рукой. Поспешно затаптываю улику в снег.
— Туда все снеговики убегают? У них там дом? А что они там делают? А как он дорогу перешёл?

Мы тихо бредём к саду и придумываем волшебную историю про затерянную деревню снеговиков на лесной опушке…
Так легко не замечать чужих достижений. Так просто ломать построенное не твоими трудами.
Трепать чужие нервы и тратить чужие силы, спускать чужие деньги и опускать чужие руки.
Пускать по ветру не своё время и не свои мечты. Обесценивая, топтать ногами сказку и, громко харкая, разрушать тишину.
Этому нечего противопоставить. Кроме, может быть, новой сказки. Кроме, может быть, нового дня. Кроме, может быть, огромной любви.
И дело ведь не только в снеговиках, вы понимаете…

Лёля Тарасевич
ил. Нино Чакветадзе
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

[Маруся]

Мы стали старше.
Вы тоже заметили, да? Мы стали старше.

Вначале все на свете старше нас.
Мы младше других детей во дворе, младше задавак-первоклашек - какие же они большие, боже мой, в одном из них целых метр двадцать роста.
Мы младше второклассников, третьеклассников, старшеклассников, студентов. Он уже на третьем курсе, она уже окончила институт, а мы еще нет.

Мы столько всего еще нет.

Потом весь мир начинает потихоньку нас догонять.
Младшая сестра гуляет с мальчиком (какие мальчики - я ей пеленки менял!). Соседка-ровесница вышла замуж. Так рано? Почему рано, ей двадцать пять... Одноклассница в парке катает коляску, прогульщик из старой школы водит Toyota, хулиган и гроза района уже отсидел, уже женился, уже развелся…

Но это все еще ничего. Это еще они, не мы. Им - можно. Они могут жениться, рожать детей, водить автомобиль, играть на бирже и выступать по телевизору. А у нас бежит другое время. Мы можем писать шпаргалки, кататься на велосипеде, рвать малину с куста и точно знать, что бабушка бессмертна.

А потом и бабушка небессмертна. А потом и мама.
Как мама? Почему мама? Это же значит, что мы уже не маленькие, да?

Мир продолжает катиться нам навстречу.
Мы уже старше всех парикмахеров, барменов и официанток. Продавщиц и учительниц. Водителей и медсестер, девочки-массажистки и тренера в тренажерном зале.

Но мы все еще младше. Мы младше политиков, адвокатов, деканов, психологов и врачей. Главное — врачей.

Сначала мы младше их всех, даже терапевта, и это привычно. Потом мы уже старше терапевта, но младше стоматолога. Догоняем стоматолога, зато остается хирург. Хирурги очень долго старше нас. Это приятно: мы в надежных руках.

До тех пор, пока в больнице (пустячная операция — какие-то полипы, что у меня может быть серьезного, я тебя умоляю) нам протягивает профессионально отмытую руку совсем молодой человек. Мы вздрагиваем, не доверяем: он же моложе нас, когда он успел стать хирургом?

Ладно, расслабься, не в возрасте дело. У этого юноши все-таки наверняка приличное образование в его неприлично юные сорок... семь.

Дольше всех старше нас остаются онкологи. Но и они сдаются — перед теми, кому повезло.

Последним младше нас оказывается врач-гериатр.

И вот тогда, когда гериатр моложе нас на двадцать лет, а его медсестра — в четыре раза, когда у соседей родители, а иногда и деды годятся нам в сыновья, когда студенты пишут в анкетах год рождения, похожий на номер нашего первого домашнего телефона, когда моложе нас уже абсолютно все, тогда уже наплевать.

Какая разница, сколько им лет? Важно, что мы уже можем все то, чего они пока не могут. У нас уже все
получилось, ведь отныне те, кому повезло, — это мы.

В этом году мы уже живы. В этом году мы уже отметили день рождения. В этом году уже не будет жарко, в этом году уже не будет ливней, в этом году уже лето, а следующей зимы, может быть, вообще не будет. Мы все детство об этом мечтали: чтобы не было следующей зимы.

Выйти на улицу, посмотреть на небо, посмотреть на голубей, которые вылупились после того, как мы стали старше. Все на свете произошло уже после того, как у нас уже все произошло.

А главное, мы уже поняли, что самое интересное у нас-то как раз впереди. Вот оно, уже маячит за поворотом. Но тем, кто моложе нас, этого не понять. Как младенцу не понять трехлетку. Как первокласснику не понять жениха. Как студенту не понять декана. Как терапевту не понять гериатра.

Как нам не понять тех, кто моложе нас.

[Маруся]

Я бы хотел снять кино про поколение людей, у которых не будет памяти. Про тех, кто не помнит имена и телефоны друзей, важные даты...

Сейчас оно как раз растёт.

Эти дети на любой вопрос немедленно кидаются в интернет, чтобы проверить IMDB, Википедию и поискать в Google.
Тотальное исчезновение памяти.
Как снять кино про людей, настолько одержимых интернетом? Про тех, которые всё время должны обозначать, где они находятся, что сделали и увидели?

Я недавно был на концерте и заметил, что люди не то что зажигалками, но даже телефонами не размахивают.
Теперь они стоят, уставившись в экран, и пишут, что происходит.
Когда они получают удовольствие?

Это инопланетяне — поколение, у которого постоянный зуд, кратчайший фокус внимания, нетерпимое желание всё получить здесь и сейчас.
Что это за жизнь, в которой нет памяти и ожидания?

Терри Гиллиам, кинорежиссёр

[Маруся]

Привет, молодые и глупые, смешные, босые и пьяные.
Идущие стаями, группами, и те одиночки упрямые, что мечутся между высотками, скрывают глаза капюшонами, пытаются быть беззаботными, но курят ночами бессонными.
Привет, дети солнца и воздуха, потомки известных мечтателей, рожденные вспышками космоса, в утробе галактики-матери.
Беспечные, хрупкие, колкие, с щеками, от холода красными, с забитыми книжными полками, с глазами тревожно-опасными.

Привет, я пишу из столетия, где дальние тропы исхожены, где были открыты созвездия, на ваши совсем не похожие.
Где Марс обустроен жилищами, и можно экспрессом до Ригеля.
Где нет ни святого, ни нищего, где деньги не цель и не двигатель.
Здесь нет ни войны, ни оружия, здесь бомбы в музеях истории, секреты не нужно выуживать со вражеской территории.
Здесь, в мире, обретшем гармонию, мы смотрим на вас, наше прошлое, на Землю, что бьется в агонии, чье сердце больно и изношено.
На атом, на нефть, на правителей, на всех подневольных и страждущих, на вечно обманутых зрителей, на новости, лгущие каждому.
На тех, кто оторван от берега, на брошенных и на предателей.
На женщин, что бьются в истерике, на слезы, что пролили матери.
На мальчиков, пулями скошенных, на плоть, испещренную ранами.
Мы смотрим на вас, наше прошлое, больное, безумное, странное.

Привет. Не печальтесь о сказанном, не стоит твердить о напраслине.
Проснитесь однажды, и разом, вы сделайте что-то прекрасное.
Идите с улыбкой без горечи, сердечному голосу следуя, бегите, хватаясь за поручни, по лестницам, страха не ведая.
Дышите дорогой и странствием, желанием нового, светлого, ночами, закатами красными, весной, что пропахла запретами.
И верьте в себя до последнего, толпу оставляя за спинами, не делайте жизнь трагедией, пустячную грусть культивируя.
Провалы, проколы, падения, примите с буддистским спокойствием.
И прочь отметайте сомнения, берите тяжелое, большее.
И вы, молодые и глупые - создатели, мира строители, кричите о радости в рупоры, носите победы на кителях.
Влюбляйтесь, целуйтесь, безумствуйте, ведь в ваших руках настоящее.
Не пользуйтесь ложной презумпцией слепой невиновности спящего, что сном объясняет бездействие, держитесь другой траектории: стихами, аккордами, песнями, пишите, творите историю.

Джио Россо.

[galya]

Великолепно! Живите! "Все пройдет. И это тоже...."

[Параскева]

Супер!!! Только здесь и сейчас и с буддистским спокойствием!

[Маруся]

Зaболит душа о ком-то,- а вы позвоните или напишите.
Узнайте, как дела.
He бывает, чтобы дyша просто так болела.
Есть таинственные связи между людьми, наукой не изученные и весьма смутно описанные.

Вспомнишь человека, даже если его много лет не видел - он появится. Начнешь звонить кому-то - а тебя в ту же секунду набирают.
Во сне увидишь - и наяву встретишь или что-то услышишь про этого человека. Души общаются между собой без слов иногда, и без других передатчиков информации.
И душевная тревога не бывает беспричинной - может, ничего и не случилось плохого.
Может, нет оснований тревожиться... Но что-то человека этого беспокоит и мучает.
И почему-то он о нас вспомнил - хотя мы, возможно, и не настолько близкие люди. И не родственники, и не друзья закадычные.

Ничего не бывает просто так, во всем есть смысл, тайный и иногда непонятный.
И, если позвонить невозможно, можно просто об этом человеке тепло подумать, с любовью и нежностью.
И пожелать ему всего хорошего. Или помолиться о нем, если умеете.
Как это действует - я не знаю. Никто не знает.
Но точно действует благотворно - любовь исцеляет даже на расстоянии. И я лично так часто делаю, когда вдруг заболит о ком-то душа.
Хотя что такое душа - науке тоже неизвестно.
Но она иногда болит, значит - есть...

А. В. Кирьянова

[Маруся]

Информация от Натали Л
"Нeдавно попал в квартиру в центре Москвы, которую сдали сразу после смepти владелицы. Огромная зaпущенная квартира с черным ходом.

Новые хозяeва – очень дальние, и видимо, очень жадные родственники. Они ничeго не вынесли, не убрали, не пытались сохранить. И жить в тaкой обстaновке было странно - без разрешения трогать все, будто хозяин вышeл в булочную.

Пeрвое время казалось, кто-то вернется, увидит и скажет голосом зaвуча: что это вы тут делаете?
Но нет, никто не пришел. Возле тeлевизора моток мулине. Пуговицы в вазочке. Чешские разноцветные бокaлы, красивые, но бывшие в постоянной эксплуатации - из них явно чaсто пили вино. За стеклом фотография импортной девочки в мантии и шaпочке с кисточкой. В кладовке аккуратно упакованные зимние пальто и сaпоги типа боты. Свежие календари во всех комнатах – перекидные, отрывные, настенные, прямо какая-то мания. Тут следили за временем. На кухне в шкaфчике недопитые витамины «Кораллового клуба». Тут собирались жить долго и уютно. Никаких лекарств – никто не болел.

Хозяйка жила одна в трех комнатах. В ванной разные шампуни для котят. Везде сильный кошачий дух. Кошки тут были на королевском положении, и видимо их толпой вытолкали вслед за гробом. И отличная библиотека. Не декоративная, когда страницы склеены, а книги подобраны по цвету и высоте. А такая живая, читаная, видно всю жизнь пополняемая библиотека, для удовольствия, без снобизма. И альбомы Филонова, и китайская философия и Чейз с Устиновой.

А еще много-много книг о дедушке хозяйки квартиры. Толстенных-притолстенных, намного толще Библии. На нескольких языках. Везде о его всемирной коммунистической значимости, его гении и благодарности народов за его деяния. И вот я пришел с улицы, и если бы был камин, я мог бы поддерживать огонь с помощью этой макулатуры. Тогда от нее была бы хоть какая-то польза.

Что осталось от этого человека? Московская квартира, сдавая которую дальние родственники могут больше не работать.

Блин, можно умереть в любой момент, и ничего из того, что было тебе дорого не будет дорого уже никому. Да, есть дети, но и им не надо ничего моего. У них будет свое. Господи, все, что есть в нашей жизни материального – все это такие мелочи, такие смешные и незначительные вещи. Да и сами мы…

Оказалось, что до сих пор у меня была надежда на бессмертие.

А теперь никогда не буду ничего копить, обустраивать и думать о потом. Жизнь невозможно обустроить раз и навсегда, ее можно только продолжать день за днем.

А копить - только впечатления, жить только сейчас, - чтобы было что вспомнить, когда уже ничего не будет происходить. Мне показали, что бывает ПОТОМ. Ничего. Просто приходят чужие люди, затаптывают твои следы и варят кофе в твоей турке."

Алексей Завьялов

[Маруся]

Заметили как быстро мы повзрослели?
Как отношения перестали быть первыми, как телефоны заполнились чужими именами, как мамы перестали ругать, когда долго гуляешь?
А как шутим, не краснея?
Узнали, что такое смерть, что такое терять, забывать, выбрасывать, оставлять позади и запирать дверь.
Вконтакте у всех уже не «всё сложно», уже не закрытые друзья.
Пришлось признать, что всё либо просто, либо никак, и нечего изображать драму.
Теперь нужно отвечать за свои поступки и принимать решения.
Телефонных звонков ждёшь все реже, выключаешь телефон всё чаще, разочаровываться в людях всё привычнее.
Теперь у кого-то уже и свои детишки.
Радоваться солнцу всё сложнее.
А ненавидеть дождь — легче, ведь он всё портит, пачкает.
Лето — это не «никакой учёбы», а родные края, горы, море.
Появилось столько новых слов: работа, аванс, ипотека, стресс, диета, использовать, забыть... но они так быстро надоели.
Искренность где-то потерялась.

Не заметили? Никто не заметил...