Чудесные истории.

[Маруся]

Продолжение:

-Таня! Я не могу работать в таких условиях! - Алексей треснул кулаком по столу, едва не попав по клаве компьютера. - Заткни его чем-нибудь!

-Заткни? Ты сказал заткни?! Это ты теперь так говоришь о нашем сыне? О твоем, между прочем, ребенке? - Таня ворвалась в комнату, шипя и искрясь, как праздничная шутиха - впрочем, ни к шуткам, ни к праздничному настроению, ее голос и слова не располагали. - В дом приходишь поесть и поспать, в выходные из компа своего идиотского не вылазишь, нет, чтоб с Олежкой посидеть - все я, я его носи, я его корми, я готовь, папмерсы меняй - все я!

Волокна сварицы, тянущиеся за ней, полыхнули таким жутким светом, что даже не видевший ни вспышки, ни самой сварицы Алексей сморгнул. Отеть на ее пути боязливо втягивала ворсинки тенет и даже чуть расступалась.

-Я, между прочим, работаю! Я нас кормлю! А ты дома сидишь и еще претензии выставляешь! Танька, ну пойми - этот обзор мой шанс! Если я его успешно сдам, меня назначат старшим менеджером отдела, а это, между прочим, десяток баксов к зарплате! Если сдам, потому что Егоров, гнида, из кожи вон лезет, чтоб меня обойти!

Завид, шевеля десятками крошечных ножек, выполз из глаза Алексея, перевалил скулу, челюсть - и устремился по шее вниз, под воротник. Таня, конечно, завида не видела - она лишь испытала отвращение от его даже по невзыскательным меркам Нави малоприглядной внешности.

-Работает он! - завизжала она, заставляя свисающее с потолка студенистое главное тело сварицы ходить ходуном, переливаясь от наслаждения. - Господи, какие ж вы все козлы и самолюбы! Он работает! Перекладывать бумажки с места на места и на секретуток облизываться - это работа, да? Вот - работа! - Таня ткнула пальцем в стену, за которой захлебывался криком маленький Олег. - Всю жизнь главная работа на нас! Даже с ними - мы вынашиваем, мучаемся, рожаем, а эти козлы сунули, вынули и скачут, еще и выпендриваются!

-Да как ты не понимаешь, Таня! - заорал и Алексей. - Я же русским языком тебе объяснил, у нас на носу квартальное отчетное собрание фирмы! И я обязан предоставить обзор по проделанной работе! О-бя-зан! А в такой обстановке я работать не могу! И мы - и ты, и он тоже - все мы лишаемся верных лишних десяти баксов в месяц! Фархад уходит, будет вакансия, шеф назначит или меня, или Егорова - ты можешь это понять?!

Таня всхлипнула.

-Ты все врешь, Степанов... - внезапно севшим горьким голосом произнесла она, опускаясь на диван - тенета отети тут же присосались к ее бессильно свешенным между колен рукам. - Ты все врешь. Мне Томка рассказывала - ты к Фариде клинья подбиваешь, к этой крашеной лахудре.

-О черт! - бессильно воздел руки Алексей. Тенета отети и волокна сварицы опасливо колыхнулись, пара злыдней, оседлавших его шевелюру, припала к волосам. - Я так и знал, что ты это так воспримешь...

-А как? Как я должна это воспринять?

-Танька, ну пойми - Фаридка племянница шефа. Кому, как не ей знать, какие у него требования? И как, по-твоему, я должен был у нее это узнать? Вот так подойти и спросить: Фарида Джамадовна, а какие запросы у Вашего уважаемого дяди в отношении квартальных обзоров? Понятно, надо контакт навести...конфеты там... но у нас с ней ничего не было. Не было и никогда не будет, слышишь?!

Перистые щупальца ласкотухи вынырнули на мгновение из произносившего эти слова рта и скрылись в нем снова.

Крикса за стеной вновь напряглась, насыщая свой голод, проявляясь в плотском мире тем единственным способом, какой был ей доступен - в истошном детском вопле. Сегодняшние запасы любви, тепла, просто терпения родителей добычи она уже выела, и теперь ничего не оставалось, кроме тоски и беззащитности маленького комка плоти - ее добычи.

-Ты все врешь, Степанов... - проговорила прежним голосом Татьяна, не глядя на мужа. - Просто я после роддома уже не такая - вот ты и смотришь на сторону. А я теперь тебе не нужна...

Алексей закусил губу. Нечестно было б сказать, что только с досады - жалость к жене он тоже испытывал, и хотел не только успокоить жену, но и утешить - обильно заселившая отнорок нежить выела еще не всю его любовь к Тане. Он протянул руку к плечу жены - но выползший из-за золотистых прядей большой студенистый ревнец злобно сверкнул на него многочисленными зелеными глазками, а двое мелких завидов поспешно бросились к протянутой руке - и он, не видя их, все же отдернул пальцы.

Запищал крохотный мех, окутываясь стайкой мелких, как мошка, вестиц. Татьяна, всхлипывая, полезла в карман блузки, достала мобильник, раскрыла, прижала к мокрой щеке:

-Ой, бабуль, это ты? Нет, я рада, рада... нет-нет, у нас все в порядке, просто я простыла, вот, носом хлюпаю. И у Олежика все в порядке... Ой... ой, бабуль, как здорово... нет-нет, что ты, совсем не помешаешь... Да, конечно... тебя встретить? А то Леша бы подъехал... Ну, как хочешь... Хорошо... Целую!

-Что она сказала? - тихо спросил Алексей, направляя палец на мобильник.

-Бабушка сегодня приедет. - заявила Татьяна.

-Нет, я не могу! У меня вообще нет времени даже дышать толком, ребенок орет, а еще явится эта сумасшедшая старуха!

--Что?! Это бабушка Оля сумасшедшая? Может, тебе и мама моя не нравится?! Ты что, забыл, кто нам купил квартиру? А бабушка Оля хоть с Олежкой сможет посидеть, пока я передохну, до Тамарки с Иринкой сбегаю. И вообще, она моя любимая бабушка и попробуй только пискнуть что-нибудь, понял?!

-О господи! - Алексей кинулся к компьютеру, ударил пальцем в клавишу пуск, нетерпеливо сунул курсором в строчку завершение работы. - Все! я ухожу... - дискета с шипением выпрыгнула ему в руку. - ... в интернет-кафе. Буду работать там.

-Работать?! - закричала Таня уже в коридор. - Знаю я, где ты и с кем будешь работать! Козел! Можешь жениться хоть на Фаридке, хоть на шефе своем дорогом, ты...

Хлопнувшая дверь прервала ее монолог. Сварица раскачивалась, испытывая настолько близкое к сытости чувство, насколько могла.

Крикса ела. Малыш кричал...

Продолжение..

[Маруся]

Продолжение:

Мама, не грусти... не расстраивайся так, пожалуйста... я еще маленькая, я не знаю, почему дедушка обиделся. Ведь он же не мог обидеться просто на то, что я есть? Или на тебя - ты ведь такая замечательная, мама! Не расстраивайся, мамочка, я тебя так люблю, правда-правда. У нас все будет хорошо, вот увидишь. Я рожусь, стану большая и умная и уговорю дедушку на тебя не сердиться. И мы будем жить вместе - я, ты, папа, дедушка, бабушка... Помнишь бабочек на огороде? Так хочется побегать за ними по травке. Обязательно побегаю. И куклу привезем на огород. А то она сидит в витрине, как я - в твоем животике, мама.

Я всех вас так люблю!

Мама, ты только не плачь - а бабушка ведь не это хотела сказать? Я, наверно, маленькая и глупая, я совсем маленькая, я только третий месяц живу у тебя в животике. Она, конечно, не могла так сказать - она ведь твоя мама, она вот так носила тебя в животике, как ты меня?

Как я ее люблю, мама - сильно-сильно! Почти как тебя, мамочка.

Мама... не молчи, пожалуйста... ты же говорила со мной... и, знаешь, не прячь так свои мысли. Ты прости, я маленькая и глупая - мне от этого немножко страшно. Я глупая, я знаю - ведь мы же вместе и будем вместе, правда, мама? И ничего-ничего плохого не случится. Ты меня всегда защитишь, мама.

Я очень люблю тебя.

Когда в дверь позвонили, Таня уже в тысячный раз, наверное, с какой-то мертвой интонацией повторяла, встряхивая непрерывно вопящего малыша:

-Бай-бай, бай-бай, поскорее засыпай... Люли-люли-люленьки, прилетели гуленьки... баю-баюшки-баю, не ложися на краю... бай-бай, баю-бай, поскорее засыпай... Люли-люли-люленьки...

От круга постоянно повторявшихся колыбельных, ни одну из которых она не знала не то что до конца - хотя бы до второго куплета - на нее саму накатила сонная одурь. Отеть повисла шубой на ее ногах и руках, волочась вслед за молодой матерью туда и сюда.

-Баю-бай, баю-бааа... - Таня широко зевнула. - Ну чего ты не спишь, паразит такой? А? чего тебе не хватает? Кормили тебя, сухой ты, какого черта еще надо? Паршивец...

Дверь зашлась переливчатым тонким повизгиванием. Татьяна вздрогнула.

-А, уже наш папочка, наверно, приперся, козлина такой, - пробормотала она. - Нагулялся он у нас, Олежек. Кормилец, блин.

Но в мутном кружке глазка обозначились очертания совсем иной, непохожей на Алексееву, фигуры.

-Ой, бабуля! - радостно воскликнула Таня, одной рукой открывая замок, а другой прижимая к себе посиневшего от криков Олежку. - бабулечка приехала! Смотри, Олежек, это бабушка!

Крикса вздрогнула. От вошедшей пахло Силой - а любая сила могла быть только угрозой. Что сильные делают со слабыми?

Жрут, понятное дело, что ж еще - смотреть на них, что ли?!

Хуже того, похожая по очертаниям на добычу, пришедшая таковой не была.

Или все-таки была? За ней и над ней колыхалось - не студенисто, как ревнецы или сварицы, а так, как колышется пламя свечи - что-то огромное, обжигающее крохотные глазки криксы, и, несомненно, очень опасное.

У нее собирались отобрать законную добычу, отобрать и сожрать! А если не поостережется - глядишь и самое ее сожрут за одним, и не подавятся, гниды!

Крикса зашлась от злобы и ужаса: Не подходи! Я сильная! Я страшная! Я могу сделать больно! Так! И вот так! И еще вот так!.

Крик младенца сорвался на хрип.

Рука пришедшей поднялась, то, что стояло за нею, взмахнуло в лад этому движению не то огненным языком, не то крылом - и маленькую криксу откинуло вглубь, стиснуло в кулачки когти...

-Ай, Олежек, ай да парень, батьке радость, мамке сладость, бабушке утеха... - проговорила старуха, опуская на пол чемоданы и принимая на руки малыша. Тот умолк, водя вокруг сизоватыми невыразительными глазками, зачмокал, прижимая к щеке тыльную сторону пухлой морковной ладошки.

-Уж и сладость... ой, баб Оль, успокоился! Ты у меня волшебница просто! Ты знаешь, Олежек уже в роддоме беспокойный был, хныкал все, пищал. Потом из роддома повезли - тихий стал, глазками лупал, как совенок. Дома поспал - а потом вот началось: кричит и кричит, кричит и кричит, и никакого сладу с ним нету. Мы уже врачам показывали, говорят, здоров, видимо, нервы не в порядке.

-Да какой уж порядок. - старуха вернула сосущего палец Олежку на мамины руки, сняла платок, старые разношенные туфли, повесила на вешалку плащ. Прошла в комнату, повернулась к доскам, так встревожившим когда-то маленькую криксу. Сухонькие пальцы, сложившись в двуперстие, неторопливо прочертили в воздухе - ото лба к груди, от плеча к плечу...

Продолжение...

[Маруся]

Продолжение:

ГРОМОВОЙ МОЛОТ!

Отеть шарахнулась по углам, подбирая опаленные незримым пламенем тенета, сварица расплескалась по потолку тонким слоем, втягивая волокна. Злыдни сыпанули прочь - иные в окно, иные и сквозь стены.

И доски отозвались - дальним грозовым раскатом из-за них донесся Отклик. Нежить будто присохла к своим местам, не смея шевельнуться...

Олежек хныкнул.

-Дай-кось, внученька... - старуха протянула сухие, в бурых пятнах, ладони. Приняла в них беспокойный комочек плоти. Завела тихим, низким голосом:

-Котик беленький,
хвостик серенький!
Ходит котик по сенюшкам,
А Дрема его спрашивает:
-Где Олежек спит,
где деточка лежит?
Баюшки, баю,
Баю детку мою

Крикса сжалась в угловатый, колючий комок. Ей было плохо - даже от голода так плохо не было. Слова этой неправильной, несъедобной, опасной добычи обволакивали ее серым плотным туманом, который не брали ни когти, ни остренькие клычки-жвальца. Плохо! Очень плохо! Больно! Неправильно!

-Он и спит, и лежит,
на высоком столбу,
на высоком столбу,
на точеном брусу,
на серебряном крюку,
на шелковых поводах;
шиты браны полога,
подушечка высока.
Баюшки, баю,
Баю детку мою...

-Ну, баб Оль, ты просто колдунья какая-то! - счастливо улыбнулась Татьяна, глядя на тихо посапывающего в прабабкиных руках Олежку.

-Кышь на тя, пигалица! - шикнула бабка, сдувая с лица седую прядь, выбившуюся из уложенной на затылке в колесо косы. - Колдунья, скажет ведь... Не видала, а говоришь.

-Не видала. - сразу же согласилась Таня. - Баб Оль, слушай, он кормленый уже, если чего - вон памперсы. Ко мне сегодня девчонки из нашей группы звонили, на встречу звали. Посиди с Олежкой, а? а я быстро - ну, часам к девяти дома буду.

-Беги, беги, пошаренка... - усмехнулась бабка. - Кака была егоза, така и осталася.

Мамушки, нянюшки,
Сходитесь ночевать,
Мое дитятко качать,
А вы, сенные девушки,
Прибаюкивать.
Баюшки, баю,
Баю детку мою.

С лестничной площадки под шипение подползающего лифта раздалось попискивание кнопок на кургузом тельце мобильника и голос Татьяны: Тамар, слушай, все в поряде, я еду... да бабка из деревни подвалила, ей сплавила... ага, класс... а кто будет? Вау! И он тоже?.

Лифт протяжно зевнул огромными челюстями и проглотил окончание таниной фразы.

-Вырастешь большой,
будешь счастливой,
будешь в золоте ходить,
золоты кольца носить,
золоты кольца носить,
камку волочить,
а обносочки дарить
мамушкам, нянюшкам!
Баюшки, баю,
Баю деточку мою.

Крикса глядела на старуху из-под прикрытых век добычи, не сомневаясь, что та тоже видит ее. Плохо. Очень плохо. Поймав на себе строгий взгляд выгоревших светло-серых глаз, крикса ощерила клычки-жвальца, вскинула лапки с острыми когтями:

Не тронь! Я страшная, страшная!.

Больше ей ничего не оставалось.

Надо только вовремя спрыгнуть, когда эта, страшная, начнет жрать - как все же обидно! - ее, криксы, добычу.

Седая и страшная нахмурилась, покачала головой.

-Нянюшкам - на ленточки,
сенным девушкам - на поневушки,
молодым молодкам - на кокошнички,
красным девкам - на повойнички,
а старым старушкам - на повязочки.
Баюшки, баю,
Баю детку мою.

Со стороны кроватки донесся клекот. Крикса оглянулась - там, на перильцах, восседала странная птица с девичьей головкой на пернатых плечах, глядя на нее - и эта видит! - строгими синими глазами.

Сожрут!

Старуха вновь покачала головой:

-Экая ты, Дремушка, строгая, все б тебе гнать. Малая-то виновата, что ль? В такой поганый век живем - деток нерожоных по тьме в день изводят и за грех не чтут...

С этими словами она, аккуратно положив спящего Олежку в кроватку, вытащила из чемодана белый платок и принялась скручивать и связывать его, приговаривая:

-Крикса-варакса, вот те забавка, с нею играй, а младенца Олеженьку не май....

На перильцах повисла свернутая из белого платка кукла - с головой-узлом, с руками, с длинным подолом.

Продолжение...

[Маруся]

Окончание

Что-то шевельнулось в памяти маленькой криксы. Она, вдруг позабыв всякую опаску, выползла, изогнув членистый зазубренный хребетик, из приоткрытого ротика спящего Олежки, подобралась к перильцам.

Кукла.

...в нарядном-нарядном платьице, и в шляпке...

Когда-то были другие желания.

...с золотыми кудряшками и с голубыми глазами...

Кроме голода.

...и с зонтиком...

Крикса поднялась на задние лапки, ухватившись средними за балясины кроватки, а коготком одной из передних попыталась подцепить подол куклы.

...а то сидит в витрине, как я у тебя в животике...

Ее клыки-жвальца безуспешно пытались сложиться в робкую улыбку.

Мама, мамочка, зачем мы сюда пришли? Уйдем отсюда, мама, я боюсь! Здесь страшно! Я боюсь этих белых блестящих стен, и блестящих желтых тазиков, и кривых железок на стеклянных столах. И этот дядька в белом халате - он же плохой мамочка, он страшный - ты разве не видишь? Мама! Почему ты молчишь, мамочка, мне же страшно! Пойдем домой, мама, пожалуйста, мама, любимая, я очень-очень тебя прошу!

Зачем ты садишься в это странное, плохое кресло? Так некрасиво... и мне неудобно... мама, этот дядька идет к нам, мама, прогони его, я боюсь его, и этой кривой железки! Прогони его, мама, ма!!!...

Мама! Он сделал мне больно, больно, мамочка, прогони его! Моя ручка, моя правая ручка! Мама, почему ты молчишь, прогони его, мне больно и страшно!

Мама, он опять!

Мама, мамочка, мне очень больно! Мама, прогони же его! Спаси меня, мама!

Мама, мамулечка, я тебя люблю, не отдавай меня ему, уйдем, бежим скорей, я тебя и так буду любить, МА-А-АМААААА!!!

...

...голова крохотной девочки падает в наполненный кровью таз, к уже плавающим там же ручке и ножке. Ротик еще шевелится, вкладывая всю душу, всю боль и обиду, всю тоску по непрожитой жизни, по отнятому счастью и теплу, в беззвучный страшный крик. Крик, впечатывающийся в серый туман Нави, обретающий подобие матово-черной шипастой, ощетинившейся острыми углами плоти. Крик, обзаводящийся подобием жизни - взамен настоящей, отнятой у нее. Крик...

Уже не крик.
Крикса.

Птица - Дрема простирала свои крылья над изголовьем постели тихонько посапывающего, стиснувшего пухлые кулачки Олега. Пушистый Угомон мерно мурлыкал в ногах. Нежить таилась в стенах, не смея высунуть жгутика или ворсинки. А седая старуха в кофте и юбке, подперев щеку рукой, наблюдала, как, подталкивая тряпичную куколку когтистыми лапками, пытается лепетать и смеяться клыкастым ртом душа нерожденной девочки, преданной и убитой самыми любимыми и близкими людьми.

Крикса.

Мама, ты знаешь, я тебя все равно жду. Мы будем вместе, мама, пусть здесь, но будем. Я тебя сильно-сильно жду, мама. Я немножко изменилась, но ты меня все равно узнаешь, правда? Ты ведь моя мама. Я ни за что-ни за что не хотела бы с тобой разминуться. Мне очень-очень надо тебя встретить. Мне же надо спросить тебя...

Зачем ты сделала это, мама?

За что ты убила меня?

P.S. От автора. Тринадцать тысяч нерожденных младенцев в день убивают в России на законных основаниях. Искромсанным гранями спиралей зародышам вообще никто не ведет подсчета. Одно несомненно - не то что жертвы алтарей карфагенян и ацтеков, этих образцовых изуверов древности, но и жертвы двух мировых боен ХХ века сгинули бы бесследно в потоках убитых младенцев. Жертв самой страшной из войн, ведущейся Россией - победоносной войны с собственным будущим.

[Маруся]

Аплодисменты, аплодисменты...

Артист Бровкин прочел надпись: "Ded Moroz and Snegurochka Corporation" и постучал в дверь.
- Открыто! - послышался изнутри зычный мужской голос.
Бровкин толкнул дверь и вошел. За столом перед компьютером сидел Дед Мороз и стучал по клавишам, одновременно что-то записывая к себе в блокнот. На мониторе была открыта страничка почты, куда все прибывали и прибывали новые письма с желаниями.
- Добрый день, - улыбнулся сидящий, оторвав взгляд от компьютера. - Чем могу быть вам полезен?
- Здравствуйте, - кивнул Бровкин. - Претензия у меня к вам. Прошлогоднее мое желание толком так и не выполнили. Вот, пришел лично, загадать его вновь. Надеюсь, хоть в этот раз справитесь?

- А что за желание? Напомните.
- Так писал я вам на e-mail . Чтобы каждое мое выступление вызывало бурю оваций, чтобы я стал самым знаменитым артистом, чтобы мое имя было у всех на устах. А что же вышло?
- И что же вышло? - заинтересованно переспросил Дед Мороз.
- А вышло то, что моему коллеге Подковкину в этом деле везет гораздо больше! - капризно выпятил губу Бровкин. - Где справедливость? Он, конечно, тоже вам писал. И вы к его просьбе отнеслись куда более серьезно, чем к моей! Те аплодисменты, что достаются мне, всего лишь жиденькие хлопки по сравнению с приемом, который зрители оказывают ему!

Дед Мороз сдвинул брови и повернулся к монитору. Стал открывать одну за другой архивные папки и, наконец, нашел то, что искал. Застрекотал принтер. Распечатанные листы были тотчас переданы Бровкину.
- Что это? - удивился тот.
- Ваши письма мне. Прочитайте. Может, поймете.
Бровкин развернул первое.
"В следующем году я хочу стать настоящей звездой!" - прочел он и сразу узнал свое послание. - "Хочу, чтобы после каждого выступления зрители не отпускали меня со сцены, вновь и вновь вызывая на бис. Чтобы поняли наконец, насколько я талантлив, гениален и достоин восхищения. Ведь именно для этого я каждый вечер выхожу на сцену."
"Интересно, что написал Подковкин?" - подумал Бровкин, разворачивая второе письмо.
"В следующем году хочу стать еще более полезным моим зрителям," - писал Подковкин. - "Хочу в своих выступлениях затрагивать самые волнующие вопросы и вместе со зрителем искать ответы на них. Хочу приносить пользу, делать жизнь других увлекательнее и интереснее. Ведь именно для этого я каждый вечер выхожу на сцену".

© Copyright: Анжела Шинкарь, 2011
Свидетельство о публикации №21112231503

Давайте же будем НУЖНЫМИ и ПОЛЕЗНЫМИ людям!!!

[Элеша]

ПРЕКРАСНАЯ ИСТОРИЯ...Благо-дарю!

[Маруся]

А всё же придётся открывать глаза

Сергей Козлов

Заяц глядел на глубокий снег за окном, на деревья, осыпанные снегом, и думал, как бы ему занырнуть в сказку.
Зайцу хотелось занырнуть поглубже-поглубже, чтобы стало весело и легко.

Он закрыл глаза и нырнул

— и сразу увидел очень красивый дом, и цветущие вишни,

и Собаку с длинными ушами, сидящую на крыльце.

Собака пила чай и, улыбаясь, глядела на Зайца.

— Я, кажется, не туда попал, — сказал Заяц.

— Почему же?

— Нет-нет, мне здесь очень нравится, но...

— Вы меня боитесь?

— Ну... — замялся Заяц.

— Не бойтесь. — Собака ещё приветливее улыбнулась. — Садитесь, я вам налью чаю.

Заяц робко, бочком поднялся на крыльцо, сел в кресло.

— Вам покрепче?

Заяц кивнул.

— У меня прекрасный чай с брусничным листом, — говорила Собака. — Позвольте медку?

Кругом была весна, пели птицы.

Длинноухая собака большими печальными глазами смотрела на Зайца.

«Бедный Заяц! — думала Собака. — Но кто знает, что у него на уме?»

«Отчего это она такая ласковая?» — думал Заяц.

— Позвольте предложить вам к чаю морковку, — сказала Собака.

Заяц ничего не ответил.

Он глядел на цветущие вишни, на ровный травяной ковёр вокруг дома и думал, почему же у него там, наверху, снег и снег, а если не снег — лужи и грязь, а если не грязь — духота и пыль, а в конце духоты — пожар?

Он отхлебнул чаю и поглядел на Собаку.

— Вы ведь меня не боитесь?

— Нет, — сказал Заяц.

— Вот и чудесно!

Собака, извинившись, ушла в дом и расчесала перед зеркалом свои длинные уши.

— Вот морковка, — вернулась к столу Собака. — А это — возьмите с собой, ведь у вас — зима!

Заяц посмотрел на мешочек с морковкой:

— Спасибо! — Но есть не стал.

Он глядел на пушистые Собачьи уши, на ровный травяной ковёр вокруг дома и думал, что, как здесь ни хорошо, а всё же придётся открывать глаза.

— Спасибо! — ещё раз сказал Заяц.

И, не открывая глаз, улыбнулся Собаке и сошёл с крыльца.

[Маруся]

Сказка про Искорку...

Маленькая искорка не заметила, как оторвалась от языков пламени. Самостоятельный полёт стряхнул с неё сонливость и безразличие. Налетевший порыв ветра подхватил и понёс за собой.
«Помни, огонь огня не боится, но, согревая, не…» – догнал искорку затихающий голос костра-отца. Последние слова утонули в шуме ветра, в шелесте трав. Ветер не позволил искорке дослушать наставление до конца. Видно, он посчитал, что слова эти не очень-то и важны для искорки, что остальное она усвоит сама, на своём опыте.

Увлекаемая воздушным потоком, искорка, словно маленькая звёздочка, взметнулась ввысь. Она летела в необозримо огромное тёмное небо. Она летела туда, где ещё не было ни тепла, ни света.
Очень скоро искорка поняла, что мало хотеть оказаться там, куда тебя тянет. Нужно ещё суметь сделать это. Нужно суметь воспользоваться помощью ветра, суметь так опереться на него, чтобы не стать легковесной игрушкой его воли. Ещё искорка поняла, что только те её начинания, которые поддержаны окружающим миром позволяют ей жить в полёте.

Горки на земле, направляли на неё потоки воздуха, и те гнали её вверх. Лощинки словно тянули вниз, к земле.
Долго летела маленькая искорка, а может быть, ей это только показалось. В начале полёт окрылял. Потом стал утомлять. Постепенно усталость сказывалась всё больше и больше: очертания окрестностей стали расплываться, а вскоре и вовсе потеряли чёткость. Сил лететь дальше не было. Вместе с силами растворились и слова костра-отца, которые искорка хранила в себе во время полёта. Куда-то улетучились и мечты-картинки, которые манили её некогда в самостоятельный полёт. Сейчас внутри искорки теплилась только надежда. Это была надежда выжить. Ей не нужно было ничего большего, только жить. Жить любой ценой.

Угасающим взглядом искорка поглядела вокруг. Что-то подсказывало ей, что не всё потеряно, пока она жива. Пока жива в ней надежда. Надежда же жила в искорке. Искорка чувствовала это: надежда согревала её, не давала угаснуть окончательно.

Искорка опустилась на первую, попавшую на её пути, травинку.
Лёгкое дуновение ветерка качнуло травинку. Ветерок коснулся и надежды, сдул с неё пепел утрат. Вспыхнула надежда с новой силой. Она разогнала туман обречённости, который готов был поглотить искорку.
Новым, ясным взглядом посмотрела искорка на травинку, на которой сидела. Её вид вызвал в искорке жалость: иссохшая, без признаков жизни, она, похоже, не выдержала невзгод, выпавших на её долю. Следом за жалостью к искорке пришла радость. Это была радость внезапного озарения, посетившего её.

«Вот оно спасение», – промелькнуло в посветлевшем сознании. – «Оно рядом».
Искорка засияла с новой силой. Жар, наполнивший её, воспламенил травинку.

Травинка распрямилась, словно показывая искорке, что она не винит её за столь необдуманное поведение. Травинка словно понимала, что сгореть сейчас – её судьба. С достоинством отдавала травинка искорке остатки сил. Сейчас она делилась ими со слабым. Всем своим видом травинка показывала, что делает это добровольно, без принуждения. Внутренне она даже гордилась своей участью. Раз она нужна сейчас, такая сухая и невзрачная, значит, она не зря жила на белом свете, не зря нежилась и страдала в лучах то ласкового, то палящего солнца.

Сейчас травинка прекрасно понимала, что её жизнь была нужна не только ей. Она жила не только ради себя, но и ради этого мгновения, ради этой бестолковой искорки. Жила ради того, чтобы помочь ей, уставшей, теряющей интерес к жизни. Сейчас травинка понимала, что их случайная встреча вовсе не была случайной. Она была предопределена заранее, предопределена ещё тогда, когда не было ни маленькой искорки, да и самой травинки, вероятно, тоже ещё не было. Их встреча готовилась кем-то свыше. Она готовилась тем, кому всё видно. Настоящее мгновение было лишь точкой пересечения их судеб в огромном сотканном из подобных событий пространстве.

Только сейчас, в этот, казалось бы, страшный миг своей жизни, травинка до конца осознала смысл своего существования. Сейчас она понимала, что исполнение чьей-то высшей воли, делало такое завершение её жизни логичным и даже прекрасным. Ещё бы, ведь она оставляла после себя не тлен и зловоние, а свет и тепло. Понимание миссии, выпавшей на её долю, скрашивало травинке последние мгновения её жизни. Она тянулась вверх, стараясь запомнить мир таким, каким он был сейчас: тёплым, лучезарным, заполненным светом.
Незаметно в травинке выросло чувство благодарности за то знание, которое мир сумел дать ей на прощание, наполнив последние мгновения её жизни, тем смыслом, который ей, молодой и зелёной, познать было не дано.

Искорка разгоралась. Она не понимала стойкости травинки, да она особо и не задумывалась над её причинами. Искорку больше волновала собственная участь.
«Зачем упираться из последних сил?» – думала искорка, поглядывая на травинку.
Тем не менее, знаменательность происходящего не обошла и её стороной.

Искорка осознавала, что перемены в ней не были простым возрождением к жизни, возрождением маленькой искорки. Нет! Конечно, нет! С ней происходило что-то большее. Она чувствовала в себе новое рождение. Она чувствовала, что внутри разрастается нечто новое. Это новое заполняет её. Искорка была благодарна травинке за эти ощущения. Они приносили ей такую радость, которой она никогда ранее не испытывала.
В знак благодарности искорка направила на травинку весь пыл своей души.

В тот момент она не понимала, что этим только сокращает и без того короткий срок жизни, оставшийся у травинки. Травинка же понимала искорку и прощала ей невнимание к себе. Она понимала, что искорка переживает новое рождение, и сейчас она просто радуется большой жизни, ожидающей её впереди. Эта радость и стала последним впечатлением в её жизни.

Что стало дальше с маленькой искоркой, уже отдельная история. Тем более что через мгновение искорки в прежнем её обличье уже не было: в траве суетился маленький любопытный огонёк. Уже не искорка, а он бегал от одной сухой травинки к другой. Для него всё вокруг было в новинку.

[Маруся]

Вечерняя сказка про ежика.Ни слова.
Сергей Козлов

— Давай с тобой договоримся вот как, — сказал Ёжик. — Давай говорить только дело, а просто так — не говорить.

— Как это? — спросил Медвежонок.
— Ну, мы говорим и говорим, — сказал Ёжик. — Болтаем. А ты лучше молчи, а уж если сказал — то в самую точку.

Была зима. Ёжик с Медвежонком шли по глубокому снегу на лыжах, и Медвежонок теперь думал, как бы так изловчиться, что бы такое сказать, чтобы не просто так, а в самую точку.

«Скажу: смотри, как красиво! — думал Медвежонок. — Скажет: сам вижу. Скажу: а здорово, Ёжик, что мы с тобой идём через лес! Скажет: угу. Нет, это не в самую точку. Но что же такое сказать?..»

И Медвежонок сжал зубы и нахмурился.

— Смотри, как красиво! — сказал Ёжик.

Медвежонок молчал.

— А здорово, Медвежонок, что мы с тобой идём через лес!

Медвежонок не ответил.

— Да что ж ты молчишь?

Медвежонок даже не посмотрел на Ёжика: он дал себе слово не болтать, и теперь молчал.

А Ёжик уже всё забыл и болтал без умолку. Пришли к Поросёнку.

Поросёнок был очень гостеприимный: он сразу пригласил всех к столу.

— Я очень рад видеть вас у себя в гостях, — сказал Поросёнок.
— Мы тоже очень рады, — сказал Ёжик.

Медвежонок молчал.

— Мне так приятно, что вы пришли, — сказал Поросёнок.
— Мы давно хотели, — сказал Ёжик, — но никак не могли собраться.

Медвежонок молчал.

— Очень вкусно, — сказал Ёжик.
— А вам, Медвежонок?

Медвежонок молчал.

— Медвежонок плохо слышит? — тихо спросил Поросёнок у Ёжика.

Ёжик толкнул Медвежонка под столом лапой.

Медвежонок ел, сжав зубы.
Поросёнку стало как-то не по себе, что вот гость сидит, ест и не говорит ни слова, и он погромче, в самое ухо, сказал Медвежонку:

— Вам нравится мёд? Это — липовый! Прямо от пчёл!

Медвежонку очень хотелось сказать, что — да, мёд замечательный, что он давно уже не ел такого мёда, что, если сказать по правде, такого мёда не бывает, но он не был уверен, что это — в самую точку, и поэтому не сказал ни слова.
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

Давайте не жалеть приятных слов..и пусть даже не всегда они будут в точку...

[Маруся]

Мотылек и камушек.

У меня есть дружок, один знакомый – Мотылек с большими глазами. Для посторонних он ничем не отличался ото всех, как и другие, со своими ошибками и со своими странностями.

Когда-то давным-давно жил Мотылек самой обычной жизнью: где-то летал, а где-то бежал ножками, падал, потирал ушибленные коленочки и опять бежал или летел. В общем жил, как все: над чем-то смеялся, чему-то удивлялся, на что-то обижался – одним словом, жил, не жаловался. Да и жаловаться не на что, да и некому. Вот как-то раз он бежал так (или летел) да споткнулся о камешек, и...

На первый взгляд камень был совсем обычный – серенький, кругленький, величиной с ладошку – но было написано на нем одно волшебное слово, поэтому и камешек был волшебным. Самое удивительное, что слышали об этой находке Мотылька многие, даже все. Одни верили, что он где-то есть, другие искали его изо всех сил, но часто принимали за волшебный камешек какие-то другие, более яркие и красивые камни. А Мотылек об него споткнулся, может, случайно, а может, и нет, ведь это неважно. Важно, что камешек был волшебным, а кто кого нашел – он Мотылька или Мотылек его – это уже пустяки. Взял Мотылек волшебный камешек с собой, повесил его на шейку как талисман и полетел дальше.

Но с талисманом все уже было совсем не так, как раньше. Много-много разных тайн нашептал камешек Мотыльку, много секретов ему открыл, каких не знал Мотылек раньше. Но было у него и еще одно свойство: летать с этим камешком было уже гораздо тяжелее (хотя сначала Мотылек об этом не знал), но и без него уже совсем невозможно. Мотыльку очень хотелось лететь, а не бежать ножками после того, как он нашел свое чудо. Вот он и летел.

Кто-то говорил: "Глупый, брось, ведь это просто булыжник, чудес не бывает, а ты найдешь себе другой, полегче!" Но волшебный камешек нельзя бросить, его можно только потерять. А кто-то делал ставки: упадет – не упадет. А ведь ты знаешь, падать – это больно.

Если ты встретишь Мотылька, не спрашивай его об одном: о том слове, что было написано на чудесной находке. Только споткнувшись о СВОЙ камешек, это слово станет для тебя волшебным. И эта волшебная история будет рассказываться другому и, может быть, она будет о тебе..

[Маруся]

ЗАКОН ОТРАЖЕНИЯ.

Лялькину все обижали. Может, потому что внешность была невнушительная, может, потому что не умела адекватно ответить, а может, просто слишком нежная натура – кто его знает? Но вот ведь какая штука: если где какая агрессия в воздухе витает – обязательно высмотрит Лялькину и тресь ее по голове! Ну, не по-настоящему, а так, морально… Но все равно – больно же!!!

И начальство ее все время в жертвы выбирало, и подруги предавали, и коллеги подставляли, и даже трамвайные хамы безошибочно выделяли ее из толпы и отрывались по полной. Лялькина же обычно губу закусит, обиду проглотит и только подумает: «Ай, чтоб тебя…». Но вслух – ни-ни!
Сама Лялькина искренне считала себя существом безобидным, белым и пушистым, старалась ко всем относиться доброжелательно и злом на зло не отвечать – неприлично это и не к лицу воспитанной даме.

Но ядовитые стрелы агрессии, которые в нее метали, попадали в цель и застревали в ее нежной душе, и вот накопилось их столько, что стала Лялькина болеть. Видимо, концентрация яда превысила все предельно допустимые нормы. Так что к 36 годам нажила себе Лялькина болезнь сердца, гипертонию и даже легкий инсульт перенесла.

И погибла бы Лялькина в самом расцвете своей жизни, если бы не случай.

Ехала она однажды с работы и попала, как обычно, в переплет. Толстая тетка мало того что ей на ногу наступила, колготки сумкой порвала, так еще на нее же и вызверилась:

- Растеклась тут на весь салон, думаешь, одна едешь, что ли??? Совсем обнаглели! Посторонись, пропусти пенсионера союзного значения!

Лялькина, как обычно, вспыхнула и промолчала. Хотя это было очень даже обидно и несправедливо.

- Садись, деточка, тут место есть, — дернула ее за рукав другая бабуся. – Давай, я подвинусь!

Лялькина не стала протестовать, села – это потому что у нее от переживания голова закружилась.

- А зря ты так подумала, деточка, — доверительно шепнула ей бабуся. – Твое к тебе же и вернется, разве не знаешь?
- Что подумала? – не поняла Лялькина.

- «Чтоб ты треснула», — хихикнула старушка. – Оно, конечно, может, и весело, но зачем тебе такое счастье?
- Что вы такое говорите? – пролепетала Лялькина, густо краснея: дело в том, что именно это она и подумала в адрес противной тетки. Но не вслух же? Откуда старушка тогда узнала?

- А я мысли читать умею, — с удовольствием сообщила старушка.
- Мысли? Это вы ясновидящая, да? – в полном смятении забормотала Лялькина.

– Да ну, скажешь тоже! Никакая я не ясновидящая, а просто наблюдательная. Поживешь с мое, опыта наберешься – тоже научишься. Это же просто! Вот сейчас: ты вспомнила, как сегодня про начальницу подумала: «Чтобы тебе морду перекосило». Она у тебя, конечно, форменная жаба – не спорю, но ведь все равно, себе дороже выйдет, если тебе самой лицо перекосит?
- Да почему же мне перекосит? – не выдержала Лялькина. – Я же не себе такого желаю?

- Разницы нет, — уверила ее странная бабуля. – Это ж Закон Отражения, нешто не слышала никогда?
- Не слышала, — призналась Лялькина. – А что за закон такой? Нам в институте этого не преподавали!

- Ох, молодежь, молодежь, — покачала головой бабка. – Образование у вас, может, и высшее, а вот понимания никакого, ей-богу! Самого простого не знаете. И про Зеркало Мира небось не слышала?
- Нет, — еще больше усовестилась Лялькина. – Откуда же мне?

- Ну, так и быть, расскажу! Слушай сюда.
- Да, пожалуйста, — обрадовалась Лялькина.

- Значит, так. Ты существо доброе, безответное, ко всем с добром и открытой душой, но почему-то все, кому не лень, на тебя нападают, только успеваешь агрессию отражать? Верно угадала?
- Ну, не все, — смутилась Лялькина. – Хотя, в принципе, много кому не лень. Только и успевай отражать, это вы правду говорите.

- Не думала, почему так?
- Ну, думала… Только так и не поняла. Почему с другими такого не происходит? Почему я агрессию притягиваю, как громоотвод молнии?

- Да потому что в тебе этой агрессии полным-полно, под самую завязку, — торжествующе объявила бабуся.
- Во мне? Но я никого… никогда… ни за что… — Лялькина аж задохнулась от такой несправедливости.

- Тихо, тихо! Не надо так бурно реагировать, детка. Вот в тебя злые недруги стрелы черные мечут – как думаешь, попадают они в цель?
- Еще как попадают, — всхлипнула Лялькина. – Все сердце изранено!

- Ай-ай, такая молоденькая, а сердечко, гляжу, уже насквозь больное, — посочувствовала прозорливая бабка. – Так я и говорю: вся агрессия в тебя попадает и в тебе застревает, а выпускать ты ее не знаешь как, все в себе держишь. А все потому, что мечом ты махать не умеешь, а щита у тебя достойного нет. Никаких у тебя доспехов! Нечем тебе агрессию отражать!
- Меча? Щита? Бабушка, да вы о чем? – удивилась Лялькина. – 21 век на дворе! Какие доспехи?

- Невидимые, — гнула свою линию бабуся. – Такие доспехи завсегда у человека иметься должны, они наследные, по роду передаются, из поколение в поколение, да времена теперь такие наступили – растеряли мудрость веков, деткам в наследство теперь все больше завещают квартиры да машины, а о самом главном-то и позабыли!
- Какое наследство? О чем позабыли?

- Как ты думаешь, почему им всем удается тебя обидеть, а им хоть бы хны?
- Потому что я не могу себе позволить опускаться до их уровня! – с достоинством ответила Лялькина. – Я же человек интеллигентный, цивилизованный. А они… дикари какие-то!

- Вот пока ты интеллигентно пыхтишь, дикарь уже в тебя стрелу выпустил! У него-то и щит есть, и меч, и колчан со стрелами – он же агрессивный, да и опыт у него! Потому и попадает в тебя точнехонько, без промаха! А если бы у тебя щит был, тогда что?
- Ну, отскочила бы стрела от щита, — подумав, предположила Лялькина.

- Верно говоришь! Так вот, я тебе сейчас такой щит подарю.
- А удобно? – засомневалась Лялькина. – Может, я его у вас куплю?

- Я не продаю. Я просто так, задаром отдам. Мне не жалко!
- Ну, давайте, спасибо большое, - согласилась Лялькина, раскрывая сумку.

- Да не в сумку клади, а в голову! Говорю же, незримый он!
- А, ну ладно! Я вся внимание.

- Так вот, все очень просто. Сначала надо тебе поведать легенду про Зеркало Мира. А история такая: когда-то, в незапамятные времена, Боги создали волшебное зеркало, чтобы весь мир в нем отражался. И каждый человек, посмотревшись в это зеркало, мог увидеть, что он подобен Богам, и познать все тайны мироздания, все взаимосвязи и механизмы. Боги завещали это зеркало людям, и долгое время оно хранилось на земле и помогало людям быть чище, лучше, добрее, и помнить, что все они – частички Единого Целого. Не было тогда ни войн, ни раздоров, ни противостояния – разве станут части Целого против друг друга выступать? Нет, как и левая рука против правой не станет бороться. Люди тогда желали друг другу только добра, потому что это сразу на всех отражалось, и на тебе тоже. «здравствуйте», «спасибо», «будьте здоровы», «всего хорошего» — это же еще с тех пор традиция идет…

Но однажды зеркало разбилось. Никто не помнит, почему так произошло. Может, небрежно хранили, может, бес попутал, а может, катастрофа какая приключилась – нам о том неведомо. А только разлетелось Зеркало Мира на миллионы мелки осколков, и каждый из них теперь уже не мог отражать Единого Целого, а отражал только маленькую часть. И растерялись люди: перестали они целостность ощущать. Стали они мнить о себе разное – то, что одни лучше, а другие хуже, и то, что надо бы у других осколки отобрать – тогда свое зеркало больше получится. Так и додумались до ссор и распрей, до войн за место под солнцем. А потом одни объявили себя наследниками Богов, а других стали считать низшими, недостойными. И стали они желать друг другу зла: «чтоб тебя приподняло и шлепнуло», «да провались ты», «будь ты проклят»… Но не понимали они, что хоть зеркало и разбилось – а Закон Отражений по-прежнему действует. И гласит он, что если ты другому что-то послал, оно к тебе и вернется, на тебе и отразится.

Хорошо еще, что не буквально такие пожелания сбываются, а то бы человечество себя за неделю извело! Но все одно – содержится в таких словах жгучий яд, и добра от него не жди. Отравленные стрелы летят во все стороны и разят всех, кто под них попадает. Вот такая легенда…
- Ну, замечательно, — в замешательстве проговорила Лялькина. – Но я-то при чем? Почему кто-то эти стрелы ядовитые мечет, а я как мишень?

- А ты не поняла? – удивилась бабуся. – Да проще простого! Ты ж, детка, такие же мечешь, только молча! Думаешь, если воспитанность соблюдаешь, вслух не говоришь, так и все, белая и пушистая? Как бы не так! Ты тоже целостности не ощущаешь, противопоставляешь себя другим. Ты хорошая – они плохие, да? А они то же самое про тебя думают. Вот так и отражаете друг друга. Замкнутый круг!
- И что же мне делать, я никак не пойму? – прохныкала Лялькина. – Вслух, что ли, говорить все, что я о них думаю? Такой же хамкой заделаться? Не хочу я так!

- И не надо. Есть способ!
- Какой? Какой? – заинтересовалась Лялькина.

- Тот самый щит, о котором я тебе битый час толкую. Все просто: тебе гадость какую скажут или сделают, а ты, вместо того, чтобы ядом наливаться, мысленно пожелай себе чего-нибудь хорошего и добавь: «и вам того же». Вот и все!
- Это как? – напрягла мозги Лялькина. – Что-то не пойму я…

- Да очень просто! Вот хочется тебе сказать «чтоб ты провалилась», а ты подумай «чтоб тебе жениха хорошего найти!». Да с сердцем так подумай, энергично! Сама хочешь, небось, жениха-то?
- Это к делу не относится, — смутилась Лялькина, которая действительно числилась в незамужних и жениха ой как хотела. – А вы лучше скажите, раз мы части Единого Целого, почему одни люди хорошие, а другие… не очень? Ну, просто даже злые?
- Потому что каждый в своем осколке видит малую толику Целого. А в Едином Целом – в нем ведь всего понемногу есть. Это как в хлебе. Если дрожжи, вода, соль и мука по отдельности – невкусно, и есть не станешь. А если все смешать да выпечь – вкуснятина, за уши не оттащишь.

- А мой дедушка то же самое про бражку говорил, — заулыбалась Лялькина.
- Ну вот видишь, значит не одна я мудрость тебе передаю, — засмеялась и бабулька. – Ты попробуй, попробуй! Все быстро меняться начнет, вот увидишь!

- Ага, а если я пожелаю хорошего, а человек еще больше обозлится? – вдруг обеспокоилась Лялькина. – Вдруг он ни во что хорошее и вовсе не верит?
- Ну и пусть не верит. Ты же не для него стараешься, а для себя. Говорю тебе – желай хорошего, оно к тебе и вернется, по Закону Отражения. Это самый лучший в мире щит, ты уж мне поверь. А то сидишь, думаешь: «Вот старая, из ума выжила, сказки какие-то рассказывает».
- Я… Я не… — залепетала Лялькина, которая действительно что-то такое подумывала.

- Да ладно, я не обижаюсь, — добродушно махнула рукой бабуся. — Если б я мысли чужие слышала да еще и обижалась, давно бы рассыпалась от горя. Иногда люди такое думают, что хоть святых выноси!
- Трудно, наверное, вам, если вы все мысли слышите?

- Ничего, я привыкшая. Главное – добра желать, вот и вся наука. Так и живу.
Тут бабушке пришло время выходить, а Лялькина на следующей вышла.

Шла домой и думала: что это вообще было? И что тут ложь, что правда? А может, бабуська и впрямь вовсе из ума выжила по старости лет? Но тут она спохватилась и выбросила из головы эту мысль: а что если по Закону Отражений к ней вернется, что же ей, из ума теперь выживать? Нет уж, спасибочки!

И, как назло, у подъезда столкнулась с Егоровной, местной скандалисткой, которую все соседи боялись и недолюбливали, а уж связываться с ней и вовсе избегали. Поговаривали даже, что она – энергетический вампир и живет за счет высасывания чужой энергии, и Лялькина с этим была горячо согласна. Ее – так каждый раз высасывала.
- Ага, тебя-то мне и надо! – трубно провозгласила Егоровна. – Это твоя кошка мои цветочки перекопала? Я ее на живодерню сдам! А тебя к ответственности привлеку!

Прежде Лялькина обычно замирала перед Егоровной, как кролик перед удавом, позволяла выжать себя как лимон, а потом бежала домой плакать, но тут она вспомнила науку своей старенькой попутчицы, закон отражений, и…
- Будьте здоровы, Егоровна, — внятно сказала Лялькина, не сбавляя скорости.

Егоровна сначала замерла, а потом уперла руки в боки и возвысила голос:
- Здорова, говоришь? Да ты издеваешься, что ли? С вами тут вообще рехнешься, какое здоровье???

«Чтоб ты облезла, — привычно хотела подумать Лялькина, и тут же, спохватившись, переиграла. – Чтоб ты расцвела и заколосилась!».
Мысль показалась ей такой забавной, что она даже хихикнула. Егоровна продолжала голосить, уже за спиной, а Лялькина спокойно вошла в подъезд и поднялась к себе в квартиру.

- Надо же, не пробила! – в полном изумлении проговорила она, пялясь на себя в зеркало в прихожей. – Слышь, Егоровна! Не пробила ты меня! Действует щит, действует!
На следующий день Лялькина испробовала щит на работе – и там все получилось! Начальнице Лялькина пожелала счастливого отдыха на Багамах, коллеге-змеище – хорошо оплачиваемой работы, вредному клиенту – крупный выигрыш в лотерею. К концу рабочего дня Лялькина пребывала в замечательном расположении духа. Стрелы, истекающие ядом, до нее просто не долетали!!!

А в скором времени ехала посвежевшая и помолодевшая Лялькина в автобусе, и на какой-то остановке вошла та самая бабища с сумкой, которая когда-то нанесла урон лялькинским колготкам (о боже, как давно это было!!!), зато принесла судьбоносную встречу с волшебной бабулькой. Теперь бабища прицепилась к мужчине интеллигентного вида, который попался ей под горячую руку. Мужчина бледнел, краснел и, по всему, с трудом сдерживался, чтобы не вступить в перепалку.
«Чтоб у тебя твой поганый язык отсох, старая ведьма», — Лялькина вдруг поняла, о чем думает мужчина. Э, нет, это было не дело! — «Чтоб у тебя оказался рот, полный рахат-лукума, божий одуванчик», — наспех придумала за него Лялькина и оглянулась.

- Молодой человек, идите сюда! – позвала она. – Тут место есть. А мне нужна ваша помощь. Пожалуйста!
Мужчина глянул на нее с благодарностью, как на спасительницу, и резво двинулся к Лялькиной.

- Садитесь, — пригласила она. – Зацепило?
- Еще как, — признался мужчина. – Как я не люблю таких скандальных ситуаций! Но почему-то все время в них попадаю. Прямо проклятие какое-то!

- Точно. Проклятие! Но я знаю, как его снять, — загадочно сказала Лялькина. – Вы что-нибудь слышали про Зеркало Мира? А про Закон Отражения? Как, и щита у вас до сих пор нет?
Мужчина ничего такого, разумеется, не слышал, но очень заинтересовался. И Лялькиной пришлось пригласить его на чашечку чая, поскольку уже была ее остановка. Они встретились еще раз, и еще… А что было потом – вы уж и сами догадались. Потому что Лялькина к тому времени нажелала частичкам Единого Целого столько хорошего, что это просто не могло к ней не вернуться. По Закону Отражения!

[Аня]

Благодарю за чудесную историю Столько вроде знаешь и читаешь и думаешь и каждый раз, читая добрые истории, словно читаешь в первый раз. И как все меняется в мыслях. Да, как светлеет в мыслях и наливаются красками добра чувства

[Аня]

Прошли дни, маячки на форуме, что свежая тема блекнут, а ИСТОРИЯ ЧУДЕСНАЯ. Путь еще светит маячок "СВЕЖАЯ ТЕМА" на этой истории

[Маруся]

Аркадий Аверченко - знаменитый мастер юмористической прозы, человек - сатирикон, писатель, чье имя уже вызывает улыбку, а между тем его рассказы очень серьезны - стоит только приподнять завесу их беспробудного веселья. Любовь бывает разной... В том числе бесшабашно смешной, страстной до нелепости и невероятно веселой!

Аркадий Аверченко.
Ниночка

I

Начальник службы тяги, старик Мишкин, пригласил в кабинет ремингтонистку Ниночку Ряднову, и, протянувши ей два черновика, попросил ее переписать их начисто.

Когда Мишкин передавал эти бумаги, то внимательно посмотрел на Ниночку и, благодаря солнечному свету, впервые разглядел ее как следует.

Перед ним стояла полненькая, с высокой грудью девушка среднего роста. Красивое белое лицо ее было спокойно, и только в глазах время от времени пробегали искорки голубого света.

Мишкин подошел к ней ближе и сказал:

- Так вы, это самое... перепишите бумаги. Я вас не затрудняю?

- Почему же? - удивилась Нинока. - Я за это жалованье получаю.

- Так, так... жалованье. Это верно, что жалованье. У вас грудь не болит от машинки? Было бы печально, если бы такая красивая грудь да вдруг бы болела...

- Грудь не болит.

- Я очень рад. Вам не холодно?

- Отчего же мне может быть холодно?

- Кофточка у вас такая тоненькая, прозрачная... Ишь, вон у вас руки просвечивают. Красивые руки. У вас есть мускулы на руках?

- Оставьте мои руки в покое!

- Милая... Одну минутку... Постойте... Зачем вырываться? Я, это самое... рукав, который просвечив...

- Пустите руку! Как вы смеете! Мне больно! Негодяй!

Ниночка Ряднова вырвалась из жилистых дрожащих рук старого Мишкина и выбежала в общую комнату, где занимались другие служащие службы тяги.

Волосы у нее сбились в сторону и левая рука, выше локтя, немилосердно ныла.

- Мерзавец, - прошептала Ниночка. - Я тебе этого так не прощу.

Она надела на пишущую машину колпак, оделась сама и, выйдя из управления, остановилась на тротуаре. Задумалась:

"К кому же мне идти? Пойду к адвокату".

II

Адвокат Язычников принял Ниночку немедленно и выслушал ее внимательно.

- Какой негодяй! А еще старик! Чего же вы теперь хотите? - ласково спросил адвокат Язычников.

- Нельзя ли его сослать в Сибирь? - попросила Ниночка.

- В Сибирь нельзя... А притянуть его вообще к ответственности можно.

- Ну притяните.

- У вас есть свидетели?

- Я - свидетельнца, - сказала Ниночка.

- Нет, вы - потерпевшая. Но, если не было свидетелей, то, может быть, есть у вас следы насилия?

- Конечно, есть. Он произвел надо мной гнусное насилие. Схватил за руку. Наверное, там теперь синяк.

Адвокат Язычников задумчиво посмотрел на пышную Ниночкину грудь, на красивые губы и розовые щеки, по одной из которых катилась слезинка.

- Покажите руку,- сказал адвокат.

- Вот тут, под кофточкой.

- Вам придется снять кофточку.

- Но ведь вы же не доктор, а адвокат,- удивилась Ниночка.

- Это ничего не значит. Функции доктора и адвоката так родственны друг другу, что часто смешиваются между собой. Вы знаете, что такое алиби?

- Нет, не знаю.

- Вот то-то и оно-то. Для того чтобы установить наличность преступления, я должен прежде всего установить ваше алиби. Снимите кофточку.

Ниночка густо покраснела и, вздохнув, стала неловко расстегивать крючки и спускать с одного плеча кофточку.

Адвокат ей помогал. Когда обнажилась розовая, упругая Ниночкина рука с ямочкой на локте, адвокат дотронулся пальцами до красного места на белорозовом фоне плеча и вежливо сказал:

- Простите, я должен освидетельствовать. Поднимите руки. А это что такое? Грудь?

- Не трогайте меня! - вскричала Ниночка. - Как вы смеете?

Дрожа всем телом, она схватила кофточку и стала поспешно натягивать ее.

- Чего вы обиделись? Я должен был еще удостовериться в отстутствии кассационных поводов...

- Вы - нахал! - перебила его Ниночка и, хлопнув дверью, ушла.

Идя по улице, она говорила себе:

"Зачем я пошла к адвокату? Мне нужно было пойти прямо к доктору, пусть он даст свидетельство о гнусном насилии".

III

Доктор Дубяго был солидный пожилой человек.

Он принял в Ниночке горячее участие, выслушал ее, выругал начальника тяги, адвоката и потом сказал:

- Разденьтесь.

Ниночка сняла кофточку, но доктор Дубяго потер профессиональным жестом руки и попросил:

- Вы уж, пожалуйста, совсем разденьтесь...

- Зачем же совсем? - вспыхнула Ниночка. - Он меня хватал за руку. Я вам руку и покажу.

Доктор осмотрел фигуру Ниночки, ее молочно-белые плечи и развел руками.

- Все-таки вам нужно раздеться... Я должен бросить на вас ретроспективный взгляд. Позвольте, я вам помогу.

Он наклонился к Ниночке, осматривая ее близорукими глазами, но через минуту Ниночка взмахом руки сбила с его носа очки, так что доктор Дубяго был лишен на некоторое время возможности бросать не только ретроспективные взгляды, но и обыкновенные.

- Оставьте меня!.. Боже! Какие все мужчины мерзавцы!

IV

Выйдя от доктора Дубяго, Ниночка вся дрожала от негодования и злости.

"Вот вам - друзья человечества! Интелигентные люди... Нет, надо вскрыть, вывести наружу, разоблачить всех этих фарисеев, прикрывающихся маской добродетели".

Ниночка прошлась несколько раз по тротуару и, немного успокоившись, решила отправиться к журналисту Громову, который пользовался большой популярностью, славился, как человек порядочный и неподкупно честный, обличая неправду от двух до трех раз в неделю.

Журналист Громов встретил Ниночку сначала неприветливо, но потом, выслушав Ниночкин рассказ, был тронут ее злоключениями.

- Ха-ха! - горько засмеялся он. - Вот вам лучшие люди, призванные врачевать раны и облегчать страданья страждущего человечества! Вот вам носители правды и защитники угнетенных и оскорбленных, взявшие на себя девиз - справедливость! Люди, с которых пелена культуры спадает при самом пустяковом столкновении с жизнью. Дикари, до сих пор живущие плотью... Ха-ха. Узнаю я вас!

- Прикажете снять кофточку? - робко спросила Ниночка.

- Кофточку? Зачем кофточку?.. А впрочем, можно снять и кофточку. Любопытно посмотреть на эти следы... гм... культуры.

Увидев голую руку и плечо Ниночки, Громов зажмурился и покачал головой.

- Однако, руки же у вас... разве можно выставлять подобные аппараты на соблазн человечеству. Уберите их. Или нет... постойте... чем это они пахнут? Что, если бы я поцеловал эту руку вот тут... в сгибе... А... Гм... согласитесь, что вам никакого ущерба от этого не будет, а мне доставит новое любопытное ощущение, которое...

Громову не пришлось изведать подобного ощущения. Ниночка категорически отказалась от поцелуя, оделась и ушла.

Идя домой, она улыбалась сквозь слезы:

"Боже, какие все мужчины негодяи и дураки!"

V

Вечеро Ниночка сидела дома и плакала.

Потом, так как ее тянуло рассказать кому-нибудь свое горе, она переоделась и пошла к соседу по меблированным комнатам студенту-естественнику Ихневмонову.

Ихневмонов день и ночь возился с книгами, и всегда его видели низко склонившимся красивым, бледным лицом над печатными страницами, за что Ниночка шутя прозвала студента профессором.

Когда Ниночка вошла, Ихневмонов поднял от книги голову, тряхнул волосами и сказал:

- Привет Ниночке! Если она хочет чаю, то чай и ветчина там. А Ихневмонов дочитает пока главу.

- Меня сегодня обидели, Ихневмонов, - садясь, скорбно сообщила Ниночка.

- Ну!.. Кто?

- Адвокат, доктор, старик один... Такие негодяи!

- Чем же они вас обидели?

- Один схватил руку до синяка, а другие осматривали и все приставали...

- Так...- перелистывя страницу, сказал Ихневмонов, - это нехорошо.

- У меня рука болит, болит, - жалобно протянула Ниночка.

- Экие негодяи! Пейте чай.

- Наверное, - печально улыбнулась Ниночка, - и вы тоже захотите осмотреть руку, как те.

- Зачем же ее осматривать? - улыбнулся студент. - Есть синяк - я вам и так верю.

Ниночка стала пить чай. Ихневмонов перелистывал страницы книги.

- До сих пор рука горит, - пожаловалась Ниночка. - Может, примочку какую надо?

- Не знаю.

- Может, показать вам руку? Я знаю, вы не такой, как другие, - я вам верю.

Ихневмонов пожал плечами.

- Зачем же вас затруднять.. Будь я медик - я бы помог. А то я - естественник.

Ниночка закусила губу и, встав, упрямо сказала:

- А вы все-таки посмотрите.

- Пожалуй, показывайте вашу руку... Не беспокойтесь... вы только спустите с плеча кофточку... Так... Это?.. Гм... Действительно синяк. Экие эти мужчины. Он, впрочем, скоро пройдет.

Ихневмонов качнул соболезнующе головой и снова сел за книгу.

Ниночка сидела молча и ее матовое плечо блестело при свете убогой лампы.

- Вы бы одели в рукав, - посоветовал Ихневмонов. - Тут чертовски холодно.

Сердце Ниночки сжалось.

- Он мне еще ногу ниже колена ущипнул, - сказала Ниночка неожиданно после долгого молчания.

- Экий негодяй! - мотнул головой студент.

- Показать?

Ниночка закусила губу и хотела приподнять юбку, но студент ласково сказал:

- Да зачем же? Ведь вам придется снимать чулок, а здесь из дверей, пожалуй, дует. Простудитесь - что хорошего? Ей же богу, я в этой медицине ни уха, ни рыла

не смыслю, как говорит наш добрый русский народ. Пейте чай.

Он погрузился в чтение. Ниночка посидела еще немного, вздохнула и покачала головой.

- Пойду уж. А то мои разговоры отвлекают вас от работы.

- Отчего же, помилуйте, - сказал Ихневмонов, энергично тряся на прощанье руку Ниночки.

Войдя в свою комнату, Ниночка опустилась на кровать и, потупив глаза, еще раз повторила:

- Какие все мужчины негодяи!

[Аня]

Обычный человек
В кафе бизнес-ланч! Офисный планктон со всей округи спешит воспользоваться гарантированным правом на обеденный перерыв. В зале шумно. Разговоры, смех, мелодии рингтонов из мобильников, гремит посуда, неразличимо играет какая-то музыка.
Два неприметных человека мирно беседуют за столиком у окна. Окно, в связи с теплой погодой, приоткрыто. Шум улицы вплетается в общий шум.
- Я слышал, что ты когда-то был волшебником?
- Я? Хм… Это было очень когда-то, уже успел забыть.
- Как такое можно забыть? И что? Ты перестал быть волшебником?
- Я им и не был. Просто убедительно делал вид. Большинство тех, кого считают волшебниками только этим и занимаются – делают вид, что они волшебники. Этого достаточно. Большего от тебя никто не требует.
- А чудеса? Волшебник, вроде как должен уметь творить чудеса?
- Что такое чудо, с точки зрения человека ожидающего чудо? Это что-то такое, что не укладывается в привычную картинку мира. Любой фокус (внешне) – настоящее чудо.
Хотя все прекрасно понимают, что фокус это немного другое.
- А что такое чудо с точки зрения волшебника?
- Это то, что незаметно в привычной картине мира. Вот смотри – в руке бывшего волшебника, из ниоткуда, возникает монета. Движение рукой, монета исчезает. Это повторяется несколько раз – Это фокус. Основанный на тренированности рук и умении отвлечь внимание. Но выглядит он как чудо. Такого в привычном мире быть не должно.
Монета ведь появляется и исчезает непонятно откуда и куда. Так это выглядит для того, кто наблюдает со стороны. С точки зрения исполнителя фокуса – все выглядит иначе и вполне объяснимо.
- А чудо?
- Что ты сейчас слышишь?
- Разговоры, шум, звон посуды, сигналы машин с улицы и еще много разных звуков.
- А тишину ты слышишь?
- Как можно услышать тишину в таком шумном месте?
- А ты попытайся. Поищи способ расслышать тишину среди этого шума. Прямо сейчас. Не торопись. Я подожду…
- Ух! Это чудесно! И почему-то стало гораздо тише.
- Вот ты сам и ответил. Тишина незаметна среди шума, но она всегда присутствует. Ты её расслышал и понял насколько это чудесно.
- Как-то это не волшебно.
- Конечно. Поэтому я и перестал делать вид, что я волшебник. И стал обычным человеком.
- Но ведь обычных людей вокруг много, их большинство!
- Нет. Встретить обычного человека большая удача. Люди изо всех сил стараются стать «необычными», или хотя бы сделать вид (это, то же самое) что они необычные. Обычный человек – это просто человек. Такой, какой он есть. Как тишина, которую ты теперь сможешь расслышать среди любого шума.
- Но ведь тогда получается, что обычный человек – настоящее чудо? Ведь он незаметен в привычной картине мира?
- Нам пора. Перерыв уже заканчивается – улыбнулся обычный человек.

[Маруся]

"ПРОДАЁТСЯ ВИЛЛА 3 ЭТАЖА,
БАССЕЙН И САД НА БЕРЕГУ МОРЯ.
СТОИМОСТЬ 1 ДОЛЛАР"

''Бред!"- подумал БОМЖ и выбросил газету.
Прогуливаясь по дворам в поисках пищи он
увидел на стене большое объявление: "ПРОДАЁТСЯ ВИЛЛА 3 ЭТАЖА, БАССЕЙН И САД
НА БЕРЕГУ МОРЯ.
СТОИМОСТЬ 1 ДОЛЛАР" "Опечатка что ли?"- подумал БОМЖ и пошел,
ворча дальше.

Выйдя на широкую улицу, он
обратил внимание на огромного размера
баннер, на котором гласило: "ПРОДАЁТСЯ ВИЛЛА 3 ЭТАЖА, БАССЕЙН И САД
НА БЕРЕГУ МОРЯ.
СТОИМОСТЬ 1 ДОЛЛАР" Призадумался БОМЖ. И стало ему любопытно,
какой безумец мог написать такое и решил
проверить. Терять то ему было нечего, кроме
последнего доллара в кармане.

Придя по адресу, он увидел ту самую виллу.
Робко позвонил. Дверь ему открыла красивая женщина. - Извините! Я по объявлению. То что там
написано розыгрыш?
- Да да! Всё правильно.
- Я по поводу стоимости. 1 доллар? Это так?
- Да.1 доллар. Если вы заинтересовались,
можете оглядеть дом. Конечно же Бомжу всё понравилось и он
отдав свой последний доллар стал
обладателем шикарной виллы.

Но всё же
решил узнать, почему столь малая цена? На
что женщина, улыбнувшись, сказала: "Мой
муж перед смертью указал в завещании, что бы я продала нашу виллу и вырученные
деньги перевела на счёт его любовницы. Что я
и сделала! Объявление провисело полгода, и
вы единственный кто на него откликнулся.
Всего Вам хорошего". И женщина ушла.
Всем нам даётся шанс!
Нужно только ПОВЕРИТЬ в то, что невозможное возможно!

[Аня]

ЧУДО

Медвежонок проснулся, увидел нежных солнечных зайцев на утреннем снегу и понял, что сегодня должно произойти чудо.
Он умылся и сел завтракать. Но это было ещё не чудо.

Пробежался по лесу — что ж тут чудесного?
Встретил Белку.
— Как хорошо! — сказала Белка. — Весна!
«Нет-нет, — бормотал Медвежонок. — Это ещё не чудо!»
Перед обедом колол дрова.
Щепки разлетались, как птицы, но успевали спеть Медвежонку картавую песенку.
А одна села на крышу и прямо защебетала. Слетелись синицы.
— Подумаешь! — сказал Медвежонок. — Тоже мне чудо!
Обедали с Ёжиком.
Обед был вкусный, а на сладкое — клюковка.
«Может это, — думал Медвежонок, — и есть — чудо?»
После обеда долго ходили, заложив лапы за спину, и Ёжик что-то говорил, а Медвежонок слушал и ждал чуда.
А когда стало заходить солнце, и тени от ёлок подплыли к крыльцу, они с Ёжиком уселись в креслица и долго глядели в затухающий лес.
«Где же чудо?» — бормотал Медвежонок.
И только, когда совсем стемнело, вдруг понял, что весь этот солнечный день и был самым настоящим мгновенным чудом вспыхнувшего и погасшего весеннего дня.

[Маруся]

Стареть приятно~...

Стареть приятно. Люди, за которыми раньше гнался, стареют тоже. Ты на них смотришь в телевизор – а у них уже два подбородка и пузо еле влезает в пиджак.
За молодыми гнаться не тянет, молодые - не наша школа. Новодел, кому он вообще интересен. А ровесники вот они, поседели. Уже не хозяева жизни, а если еще и да, сколько им там уже осталось. Столько же, сколько тебе. Вот и догнал.

[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

Стареть приятно. Чего в жизни не сделал, того и не сможешь. Не «лодырь», не «сам себе виноват», не «если бы ты постарался» и даже не «бездарь». Просто уже не можешь, состарился, отыграл. Хоть подпрыгни – не сможешь уже. Свободен, значит.
Одно раздражает: на кухне капает кран. Кричу туда: «Грета! Грета, кран!», а она мне из кухни – «Я не кран!». И смеется. Лень ей, что ли? Я тоже смеюсь. «Грета, - кричу, - вода!» А она мне – «Я не вода!». «Грета, - кричу, - подойди ко мне». Подходит, смеется. «Чего тебе сделать?». А я и не знаю, чего мне сделать. Целую ей руку. «Кран, - прошу, - закрути покрепче».

Стареть приятно - не нужно ходить в костюме. Вообще не нужно ходить. Был бы я без ног в тридцать лет, какая была бы драма. Все бы жалели. А сейчас говорят: «Он так долго живет при его болезнях, ему чудо как повезло».

Грета тоже считает – стареть приятно. Говорит, не нужно носить колготки и высокие каблуки. Она всю жизнь ненавидит колготки. Я их ей помогал натянуть, пока мог нагибаться. Еще говорит, не нужно следить за фигурой. Ест по четыре пирожных в день. Я ей – «Грета, вес!», а она смеется: «Какой может быть вес у старухи, один объём».

Только вот кран. Капает днем и ночью, никак не может она его закрутить. Бужу ее ночью: «Грета, кран…», а она храпит. Даже не отвечает, храпит и всё. Стареть приятно: когда храпит во сне твоя молодая подруга, это шокирует, это мешает, девушки спят легко и тихо, как бабочки на цветке. А когда во сне храпит моя весомая Грета, я точно знаю: она жива.

Грета смеется. «Ты старый хрыч, доводишь меня из-за крана». Встаёт с утра и ползет на кухню. Мне варит кашу, себе сосиску. Мне нельзя сосисок, а она не ест мою кашу, без соли и сахара – кто бы вообще ее ел. Были бы молодыми, страдали бы смертно: ничего нам нельзя, и ни одно блюдо не можем поесть вдвоем, что за жизнь. А теперь приятно: денег хватает и на кашу, и на сосиски, и сил хватает варить. Что за жизнь.

Но кран этот чертов. Капает, капает, прямо в мозг. Грета не замечает, она плохо слышит, сто раз попросишь – забудет, пока дойдет. Отправишь ее на кухню: «Грета, кран!», вернется с тарелкой: «Я тебе каши сварила». Ну что же, сварила – я поем.
Себе, как обычно, сосиску. Наливает воды на два пальца, кладет сосиску, сосиска в воде по ватерлинию, сверху сохнет. А Грета доварит сосиску до половины, а потом раз! – и перевернет. Сварившейся стороной вверх, сырой – вниз. И дальше варит. Я сначала не понял, потом сообразил. Кастрюлю, где больше воды, она не поднимет, тяжело ей и руки дрожат. Специально самую маленькую берет, и воды почти не наливает. Сосиска и на пару сварится, ей-то что. А я так радовался, что догадался.

Стареть приятно. Не нужно быть успешным, не нужно быть красивым, не нужно быть хорошим. Достаточно быть. Молодым недостаточно, их гонит возраст. Скорее, скорее, успеть побольше, бежать поживее и побыстрее попасть сюда, к нам. А у нас тут тихо, как под шубой. Никто не спешит.
А тут вдруг слышу – кран капать перестал! Ну, просто праздник. «Грета, - кричу, - Грета, кран не капает, Грета, иди сюда!». А она почему-то молчит. Не отвечает.
- Грета!
- Грета!
- Грета…
Полная тишина. Никто не смеется, не слышно тяжелых шагов, не пахнет горелым из кухни. И кран молчит.
- Грета, - голос сорвал, - Грета, мне плохо! Грета, иди сюда!
Так кричал, что заснул. Или сознание потерял? Не помню. Очнулся – темно. И по-прежнему тихо.
- Грета, кран…
Совсем охрип.

Вдруг слышу, хлопнула дверь. И шаги. Стареть удобно: молодых гораздо хуже слышно издалека.
- Грета!!!
Волосы растрепанные седые, еле дышит, смеется. «Я, - говорит, - сантехника хотела позвать. Дозвониться же им невозможно, я и решила – дойду сама. Ты замучил меня своим краном, я хотела в подарок тебе... А сантехника нет, и до нового года не будет. Зря ходила».
Но ведь тихо! Не капает ничего!
«А это они, - говорит, - отключали воду на два часа. Как раз я к ним пришла, тогда и предупредили. Скоро включат».
И точно, слышу. Кап, кап, кап. Знакомая музыка.
- Пойду на кухню, сварю сосиску. А каша еще осталась.

Кап, кап, кап. Она сейчас сварит сосиску, и каша еще осталась. Черт с ним, с краном. Стареть прекрасно. Самому ничего не приходится делать. После нового года придет сантехник и все починит.

Виктория Райхер

[Маруся]

Сказка про тётеньку и девочку.

Жила-была тётенька. Была она как все тётеньки усталая, серьёзная, замученная жизнью, озабоченная. Как все тётеньки бегала на работу и всё время боялась, боялась, боялась - что зарплату ей понизят, что с работы уволят, что останется она без ничего.
Как и у всех тётенек, у неё был свой дяденька, который говорил ей, что любит её, что хочет всегда быть с нею. Но как и все дяденьки, её дяденька тоже ужасно боялся всего на свете. И что полюбит свою тётеньку слишком сильно, и что не сможет жить без неё, если она вдруг уйдёт, и ответственности боялся - за семью, за детей, за любимую. Бедная тётенька так устала от этой безрадостной жизни, что взмолилась однажды: «Господи, хочу быть девочкой! Озорной, весёлой, нежной, красивой, любящей и любимой!»
И Господь услышал её мольбу. ОНА СНОВА СТАЛА ДЕВОЧКОЙ!

Рано утром девочка просыпалась с улыбкой, потому что ещё один день начался! Оттого что небо ясное, и солнце светит, и облачка лёгкие на сердечки похожи! Она бежала на работу, как на праздник, и от этого у неё всё получалось так здорово, что все её хвалили, и удивлялись, как замечательно она всё делает! А она работала как играла - вдохновенно, радостно, просто творила, а не работала!

И коллеги, и начальство всё больше и больше любили девочку. Как только она появлялась, все улыбались, оживлялись и сами ощущали себя детьми. Всем хотелось сделать девочке что-то приятное, порадовать её, помочь. Ведь детей все любят - ни за что, просто так, оттого что они такие открытые, добрые, оттого что всем доверяют, и людям, и жизни, оттого что в них страхов нет.

Особенно начальник старался - то премию выдаст, то зарплату повысит, то работу интересную даст, то новую должность предложит. В общем, нарадоваться на неё не мог. А она на него. И на свою работу.

И с молодым человеком девочке очень повезло. Как только он понял, что его тётенька совсем не тётенька, а девчонка, сам мальчишкой сразу стал! Влюблённым, нежным, бесстрашным, сильным! То и дело на руках свою девочку носил, подвиги ради неё совершал, на лодке катал, на американских горках! Она в него уткнётся, и не страшно ей с ним! А радостно, весело, чудесно!

Потом у них детки появились - гармоничные, способные, удивительные, любящие, настоящие солнышки!

И девочка просто купалась в счастье - каждый день, каждую минуту, каждое мгновение! О страхах своих даже не вспоминала! Ну какие могут быть страхи, когда жить так радостно, так интересно! Когда каждый день приносит всё новые и новые чудеса! А если по старой памяти она снова в тётеньку превращалась и бояться начинала, стоило ей выйти на улицу, посмотреть на цветок, деревце, звёзды, она тут же становилась девочкой - открытой Миру, доверчивой, сильной.

И снова вспоминала о том, что Жизнь бережёт нас, заботится о нас. Что все, все, все наши "беды" начинаются тогда, когда мы забываем о том, что мы дети, когда мы становимся унылыми и озабоченными дяденьками и тётеньками.
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

[Аня]

чудесная история!. Я тоже иногда вспоминаю, какою была в детстве. Смелой, отчаянной, ну очень решительной. Говорила любые вещи любым людям, не боясь ничего. В школе побила мальчишку, чтобы не лез, да так, что он не встал, пока не ушла.
И даже в юности. Ходила на прием к мэру, сама решила, сама пошла, чтобы выделил мне деньги из городской казны на обучение в аспирантуре, ходила по записи, сама решила, сама пошла на прием к генеральному директору завода с той же просьбой, и еще с просьбой работы на заводе по специальности.
Не боялась ничего, преград никаких, все дороги свободны и открыты. Мысли шли свободно и легко. Могла в любой момент уйти с общей дороги и пойти по своей, не считаясь ни с чем. В лес ходила как к себе домой. По ночам шла домой, словно летела.
Тоже иногда думаю, чего же меня так Наверное, чтобы сделать новый виток и подняться на туже легкость, но иного качества.
Вперед, от тетеньки к девочке