[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]РУССКИЕ БОГАТЫРИ (БЫЛИНЫ)
КАК ИЛЬЯ ПОССОРИЛСЯ С КНЯЗЕМ ВЛАДИМИРОМ
Ездил Илья в чистом поле много времени, постарел, бородой оброс. Цветное платье на нём поистаскалось, золотой казны у него не осталось, захотел Илья отдохнуть, в Киеве пожить.
— Побывал я во всех Литвах, побывал я во всех Ордах, не бывал давно в одном Киеве. Поеду-ка я в Киев да проведаю, как живут люди в стольном городе.
Прискакал Илья в Киев, заехал на княжеский двор. У князя Владимира идёт весёлый пир. За столом сидят бояре, гости богатые, русские могучие богатыри.
Зашёл Илья в гридню княжескую, стал у двери, поклонился по-учёному, князю Солнышку с княгиней — особенно.
— Здравствуй, Владимир стольно-киевский! Поишь ли, кормишь ли заезжих богатырей?
— Ты откуда, старик, каким тебя зовут именем?
— Я Никита Заолешанин.
— Ну, садись, Никита, с нами хлеба кушать. Есть ещё местечко на дальнем конце стола, ты садись там на край скамеечки. Все другие места заняты. У меня сегодня гости именитые, не тебе, мужику, чета — князья, бояре, богатыри русские.
Усадили слуги Илью на худом конце стола. Загремел тут Илья на всю горницу:
— Не родом богатырь славен, а подвигом. Не по делам мне место, не по силе честь! Сам ты, князь, сидишь с воронами, а меня садишь с неумными воронятами.
Захотел Илья поудобнее сесть, поломал скамьи дубовые, погнул сваи железные, прижал всех гостей в большой угол... Это князю Владимиру не понравилось. Потемнел князь, как осенняя ночь, закричал, заревел, как лютый зверь:
— Что же ты, Никита Заолешанин, перемешал мне все места почётные, погнул сваи железные! У меня между богатырских мест проложены не зря были сваи крепкие. Чтобы богатыри на пиру не толкались, ссор не заводили! А ты что тут за порядки навёл?! Ай вы, русские богатыри, вы чего терпите, что лесной мужик назвал вас воронами? Вы берите его под руки, выкиньте из гридни на улицу!
Выскочили тут три богатыря, стали Илью подталкивать, подёргивать, а он стоит, не шатается, на голове колпак не сдвинется.
Коли хочешь, Владимир-князь, позабавиться, подавай мне ещё трёх богатырей!
Вышли ещё три богатыря, ухватились вшестером за Илью, а он с места не сдвинулся.
— Мало, князь, даёшь, дай ещё троих! Да и девять богатырей ничего с Ильёй не сделали: стоит старый, как столетний дуб, с места не сдвинется. Распалился богатырь:
— Ну, теперь, князь, пришёл мой черёд потешиться!
Стал он богатырей поталкивать, попинывать, с ног валить. Расползлись богатыри по горнице, ни один на ноги не может встать. Сам князь забился в запечник, закрылся шубкой куньей и дрожмя дрожит... А Илья вышел из гридни, хлопнул дверьми — двери вылетели, воротами хлопнул — ворота рассыпались...
Вышел он на широкий двор, вынул тугой лук и стрелы острые, стал стрелам приговаривать:
— Вы летите, стрелы, к высоким кровлям, сшибайте с теремов золотые маковки!
Тут посыпались золотые маковки с княжеского терема. Закричал Илья во весь богатырский крик:
— Собирайтесь, люди нищие, голые, подбирайте золотые маковки, несите в кабак, пейте вино, ешьте калачей досыта!
Набежали голи нищие, подобрали маковки, стали с Ильёй пировать, гулять.
А Илья их угощает, приговаривает:
— Пей-ешь, братия нищая, князя Владимира не бойся; может, завтра я сам буду княжить в Киеве, а вас сделаю помощниками! Донесли обо всём Владимиру:
— Сбил Никита твои, князь, маковки, поит-кормит нищую братию, похваляется сесть князем в Киеве. Испугался князь, задумался. Встал тут Добрыня Никитич:
— Князь ты наш, Владимир Красное Солнышко! Это ведь не Никита Заолешанин, это ведь сам Илья Муромец, надо его назад вернуть, перед ним покаяться, а то как бы худо не было.
Стали думать, кого за Ильёй послать.
Послать Алёшу Поповича — тот не сумеет позвать Илью. Послать Чурилу Пленковича — тот только наряжаться умен. Порешили послать Добрыню Никитича, его Илья Муромец братом зовет.
Улицей идёт Добрыня и думает:
"Грозен в гневе Илья Муромец. Не за смертью ли своей идёшь, Добрынюшка?"
Пришёл Добрыня, поглядел, как Илья пьёт-гуляет, стал раздумывать:
"Спереди зайти, так сразу убьёт, а потом опомнится. Лучше я к нему сзади подойду".
Подошёл Добрыня сзади к Илье, обнял его за могучие плечи:
— Ай ты, братец мой, Илья Иванович! Ты сдержи свои руки могучие, ты скрепи своё гневное сердце, ведь послов не бьют, не вешают. Послал меня Владимир-князь перед тобой покаяться. Не узнал он тебя, Илья Иванович, потому и посадил на место не почётное. А теперь он просит тебя назад прийти. Примет тебя с честью, со славою.
Обернулся Илья:
— Ну и счастлив ты, Добрынюшка, что сзади зашёл! Если бы ты зашёл спереди, только косточки от тебя остались бы. А теперь я тебя не трону, братец мой. Коли просишь ты, я пойду обратно, к князю Владимиру, да не один пойду, а всех моих гостей захвачу, пусть уж князь Владимир не прогневается!
И созвал Илья всех своих товарищей, всю нищую братию голую и пошел с ними на княжеский двор.
Встретил его князь Владимир, за руки брал, целовал в уста сахарные:
— Гой еси, ты старый Илья Муромец, ты садись повыше всех, на место почётное!
Не сел Илья на место почётное, сел на место среднее и посадил рядом с собой всех нищих гостей. — Кабы не Добрынюшка, убил бы я тебя сегодня, Владимир-князь. Ну уж на этот раз твою вину прощу. Понесли слуги гостям угощение, да не щедро, а по чарочке, по сухому калачику.
Снова Илья в гнев вошёл:
— Так-то, князь, ты моих гостей потчуешь? Чарочками маленькими! Владимиру-князю это не понравилось:
— Есть у меня в погребе сладкое вино, найдётся на каждого по бочке-сороковочке. Если это, что на столе, не понравилось, пусть сами из погребов принесут, не великие бояре.
— Эй, Владимир-князь, так ты гостей потчуешь, так их чествуешь, чтобы сами бегали за питьём да за кушаньем! Видно, мне самому придётся быть за хозяина!
Вскочил Илья на ноги, побежал в погреба, взял одну бочку под одну руку, другую под другую руку, третью бочку ногой покатил. Выкатил на княжеский двор.
— Берите, гости, вино, я ещё принесу!
И опять спустился Илья в погреба глубокие.
Разгневался князь Владимир, закричал громким голосом:
— Гой вы, слуги мои, слуги верные! Вы бегите поскорее, закройте двери погреба, задёрните чугунной решёткой, засыпьте жёлтым песком, завалите столетними дубами. Пусть умрёт там Илья смертью голодной! Набежали слуги и прислужники, заперли Илью, завалили двери погреба, засыпали песком, задёрнули решёткой, погубили верного, старого, могучего Илью Муромца!..
А голей нищих плётками со двора согнали.
Этакое дело русским богатырям не понравилось.
Они встали из-за стола не докушавши, вышли вон из княжеского терема, сели на добрых коней и уехали.
— А не будем же мы больше жить в Киеве! А не будем же служить князю Владимиру!
Так-то в ту пору у князя Владимира не осталось в Киеве богатырей.
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]РУССКИЕ БОГАТЫРИ (БЫЛИНЫ)
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ
Тихо, скучно у князя в горнице.
Не с кем князю совет держать, не с кем пир пировать, на охоту ездить...
Ни один богатырь в Киев не заглядывает.
А Илья сидит в глубоком погребе. На замки заперты решётки железные, завалены решётки дубьём, корневищами, засыпаны для крепости жёлтым песком. Не пробраться к Илье даже мышке серенькой.
Тут бы старому и смерть пришла, да была у князя дочка-умница. Знает она, что Илья Муромец мог бы от врагов защитить Киев-град, мог бы постоять за русских людей, уберечь от горя и матушку, и князя Владимира.
Вот она гнева княжеского не побоялась, взяла ключи у матушки, приказала верным своим служаночкам подкопать к погребу подкопы тайные и стала носить Илье Муромцу кушанья и мёды сладкие.
Сидит Илья в погребе жив-здоров, а Владимир думает — его давно на свете нет.
Сидит раз князь в горнице, горькую думу думает. Вдруг слышит — по дороге скачет кто-то, копыта бьют, будто гром гремит. Повалились ворота тесовые, задрожала вся горница, половицы в сенях подпрыгнули. Сорвались двери с петель кованых, и вошёл в горницу татарин — посол от самого царя татарского Калина.
Сам гонец ростом со старый дуб, голова — как пивной котёл.
Подаёт гонец князю грамоту, а в той грамоте написано:
"Я, царь Калин, татарами правил, татар мне мало, я Русь захотел. Ты сдавайся мне, князь киевский, не то всю Русь я огнём сожгу, конями потопчу, запрягу в телеги мужиков, порублю детей и стариков, тебя, князь, заставлю коней стеречь, княгиню — на кухне лепёшки печь".
Тут Владимир-князь разохался, расплакался, пошёл к княгине Апраксин:
— Что мы будем делать, княгинюшка?! Рассердил я всех богатырей, и теперь нас защитить некому. Верного Илью Муромца заморил я глупой смертью, голодной. И теперь придётся нам бежать из Киева.
Говорит князю его молодая дочь:
— Пошли, батюшка, поглядеть на Илью, может, он ещё живой в погребе сидит.
— Эх ты, дурочка неразумная! Если снимешь с плеч голову, разве прирастёт она? Может ли Илья три года без пищи сидеть? Давно уже его косточки в прах рассыпались...
А она одно твердит:
— Пошли слуг поглядеть на Илью.
Послал князь раскопать погреба глубокие, открыть решётки чугунные.
Открыли слуги погреба, а там Илья живой сидит, перед ним свеча горит. Увидали его слуги, к князю бросились.
Князь с княгиней спустились в погреба. Кланяется князь Илье до сырой земли:
— Помоги, Илюшенька, обложила татарская рать Киев с пригородами. Выходи, Илья, из погреба, постой за меня.
— Я три года по твоему указу в погребах просидел, не хочу я за тебя стоять!
Поклонилась ему княгинюшка:
— За меня постой, Илья Иванович!
— Для тебя я из погреба не выйду вон.
Что тут делать? Князь молит, княгиня плачет, а Илья на них глядеть не хочет.
Вышла тут молодая княжеская дочь, поклонилась Илье Муромцу
— Не для князя, не для княгини, не для меня, молодой, а для бедных вдов, для малых детей выходи, Илья Иванович, из погреба, ты постой за русских людей, за родную Русь!
Встал тут Илья, расправил богатырские плечи, вышел из погреба, сел на Бурушку-Косматушку, поскакал в татарский стан. Ехал-ехал, до татарского войска доехал.
Взглянул Илья Муромец, головой покачал: в чистом поле войска татарского видимо-невидимо, серой птице вокруг в день не облететь, быстрому коню в неделю не объехать.
Среди войска татарского стоит золотой шатёр. В том шатре сидит Калин-царь. Сам царь — как столетний дуб, ноги — брёвна кленовые, руки — грабли еловые, голова — как медный котёл, один ус золотой, другой серебряный.
Увидал царь Илью Муромца, стал смеяться, бородой трясти:
— Налетел щенок на больших собак! Где тебе со мной справиться, я тебя на ладонь посажу, другой хлопну, только мокрое место останется! Ты откуда такой выскочил, что на Калина-царя тявкаешь?
Говорит ему Илья Муромец:
— Раньше времени ты, Калин-царь, хвастаешь! Не велик я бо.а-тырь, старый казак Илья Муромец, а пожалуй, и я не боюсь тебя!
Услыхав это, Калин-царь вскочил на ноги:
— Слухом о тебе земля полнится. Коли ты тот славный богатырь Илья Муромец, так садись со мной за дубовый стол, ешь мои кушанья. сладкие, пей мои вина заморские, не служи только князю русскому, служи мне, царю татарскому.
Рассердился тут Илья Муромец:
— Не бывало на Руси изменников! Я не пировать с тобой пришёл, а с Руси тебя гнать долой!
Снова начал его царь уговаривать:
— Славный русский богатырь, Илья Муромец, есть у меня две дочки, у них косы как воронье крыло, у них глазки словно щёлочки, платье шито яхонтом да жемчугом. Я любую за тебя замуж отдам, будешь ты мне любимым зятюшкой.
Ещё пуще рассердился Илья Муромец:
— Ах ты, чучело заморское! Испугался духа русского! Выходи скорее на смертный бой, выну я свой богатырский меч, на твоей шее посватаюсь.
Тут взъярился и Калин-царь. Вскочил на ноги кленовые, кривым мечом помахивает, громким голосом покрикивает:
— Я тебя, деревенщина, мечом порублю, копьём поколю, из твоих костей похлёбку сварю!
Стал у них тут великий бой. Они мечами рубятся — только искры из-под мечей брызгают. Изломали мечи и бросили. Они копьями колются — только ветер шумит да гром гремит. Изломали копья и бросили. Стали биться они руками голыми.
Калин-царь Илюшеньку бьёт и гнёт, белые руки его ломает, резвые ноги его подгибает. Бросил царь Илью на сырой песок, сел ему на грудь, вынул острый нож.
— Распорю я тебе грудь могучую, посмотрю в твоё сердце русское.
Говорит ему Илья Муромец:
— В русском сердце прямая честь да любовь к Руси-матушке. Калин-царь ножом грозит, издевается:
— А и впрямь невелик ты богатырь, Илья Муромец, верно, мало хлеба кушаешь.
— А я съем калач, да и сыт с того. Рассмеялся татарский царь:
— А я ем три печи калачей, в щах съедаю быка целого.
— Ничего, — говорит Илюшенька. — Была у моего батюшки корова — обжорище, она много ела-пила, да и лопнула.
Говорит Илья, а сам тесней к русской земле прижимается. От русской земли к нему сила идёт, по жилушкам Ильи перекатывается, крепит ему руки богатырские.
Замахнулся на него ножом Калин-царь, а Илюшенька как двинется... Слетел с него Калин-царь, словно перышко.
— Мне, — Илья кричит, — от русской земли силы втрое прибыло! У Да как схватит он Калина-царя за ноги кленовые, стал кругом татарином помахивать, бить-крушить им войско татарские. Где махнет — там станет улица, отмахнётся — переулочек! Бьёт-крушит Илья, приговаривает:
— Это вам за малых детушек! Это вам за кровь крестьянскую! За обиды злые, за поля пустые, за грабёж лихой, за разбои, за всю землю русскую!
Тут татары на убег пошли. Через поле бегут, громким голосом кричат:
— Ай, не приведись нам видеть русских людей, не встречать бы больше русских богатырей!
Полно с тех пор на Русь ходить!
Бросил Илья Калина-царя словно ветошку негодную, в золотой шатёр, зашёл, налил чару крепкого вина, не малую чару, в полтора ведра. Выпил он чару за единый дух. Выпил он за Русь-матушку, за её поля широкие крестьянские, за её города торговые, за леса зелёные, за моря синие, за лебедей на заводях! Слава, слава родной Руси! Не скакать врагам по нашей земле, не топтать их коням землю русскую, не затмить им солнце наше красное!
И.В. Карнаухова "Русские Богатыри (былины)"
"Русь изначальная"
Сказали спасибо:
galya (16.06.2016), ivettalen (11.08.2013), Аня (16.06.2016), АРА (10.03.2017), Асия (17.09.2017), Маруся (13.08.2013), Рада (03.09.2013)
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]РУССКИЕ БОГАТЫРИ (БЫЛИНЫ)
ПРО ПРЕКРАСНУЮ ВАСИЛИСУ МИКУЛИШНУ
Шел раз у князя Владимира большой пир, и все на том пиру были веселы, все на том пиру хвалились, а один гость невесел сидел, мёду не пил, жареной лебёдушки не ел, — это Ставер Годинович, торговый гость из города Чернигова.
Подошёл к нему князь:
Ты чего, Ставер Годинович, не ешь, не пьёшь, невесёлый сидишь и ничем не хвалишься? Правда, ты и родом не именит, и ратным делом не славен — чем тебе и похвастаться.
— Право слово твоё, великий князь: нечем мне хвастать. Отца с матерью у меня давно нету, а то их бы похвалил... Хвастать золотой казной мне не хочется; я и сам не знаю, сколько её у меня, пересчитать до смерти не успею.
Хвастать платьем не стоит: все вы в моих платьях на этом пиру ходите. У меня тридцать портных на меня одного день и ночь работают. Я с утра до ночи кафтан поношу, а потом и вам продам.
Сапогами тоже не стоит хвастаться: каждый час надеваю сапоги новые, а обносочки вам продаю.
Кони все у меня златошёрстные, овцы все с золотым руном, да и тех я вам продаю.
Разве мне похвастать молодой женой Василисой Микулишной, старшей дочерью Микулы Селяниновича. Вот такой другой на свете нет!
У неё под косой светлый месяц блестит, у неё брови черней соболя, очи у неё ясного сокола!
А умнее её на Руси человека нет! Она всех вас кругом пальца обовьёт, тебя, князь, и то с ума сведёт.
Услыхав такие дерзкие слова, все на пиру испугались, приумолкли... Княгиня Апраксия обиделась, заплакала. А князь Владимир разгневался:
— Ну-ка, слуги мои верные, хватайте Ставра, волоките его в холодный подвал, за его речи обидные прикуйте его цепями к стене. Поите его ключевой водой, кормите овсяными лепёшками. Пусть сидит там, пока не образумится. Поглядим, как его жена нас всех с ума сведёт и Ставра из неволи выручит!
Ну, так всё и сделали: посадили Ставра в глубокие погреба. Но князю Владимиру мало этого: приказал он в Чернигов стражу послать, опечатать богатства Ставра Годиновича, а его жену в цепях в. Киев привезти — посмотреть, что это за умница!
Пока послы собирались да коней седлали, долетела обо всём весть в Чернигов к Василисе Микулишне.
Горько Василиса задумалась:
"Как мне милого мужа выручить? Деньгами его не выкупишь, силой не возьмёшь! Ну, не возьму силой, возьму хитростью!"
Вышла Василиса в сени, крикнула:
— Эй вы, верные мои служаночки, седлайте мне лучшего коня, несите мне платье мужское татарское да рубите мне косы русые! Поеду я милого мужа выручать!
Горько плакали девушки, пока резали Василисе косы русые. Косы длинные весь пол усыпали, упал на косы и светлый месяц.
Надела Василиса мужское платье татарское, взяла лук со стрелами и поскакала к Киеву. Никто и не поверит, что это женщина, — скачет по полю молодой богатырь.
На полдороге встретились ей послы из Киева:
— Эй, богатырь, куда ты путь держишь?
— Еду я к князю Владимиру послом из грозной Золотой Орды получать дань за двенадцать лет. А вы, молодцы, куда направились?
— А мы едем к Василисе Микулишне, её в Киев брать, богатство её на князя перевести.
— Опоздали вы, братцы. Василису Микулишну я в Орду отослал, и богатства её мои дружинники вывезли.
— Ну, коли так, нам в Чернигове делать нечего. Мы поскачем обратно к Киеву.
Поскакали киевские гонцы к князю, рассказали ему, что едет в Киев посол от грозной Золотой Орды.
Запечалился князь: не собрать ему дани за двенадцать лет, надо посла умилостивить.
Стали столы накрывать, на двор ельничек бросать, поставили на дороге дозорных людей — ждут гонца из Золотой Орды.
А посол, не доехав до Киева, разбил шатёр в чистом поле, оставил там своих воинов, а сам один поехал к князю Владимиру.
Красив посол, и статен, и могуч, и не грозен лицом, и учтив посол.
Соскочил с коня, привязал его к золотому кольцу, пошёл в горницу. Поклонился на все четыре стороны, князю и княгине отдельно. Ниже всех поклонился Забаве Путятишне.
Говорит князь послу:
— Здравствуй, грозный посол из Золотой Орды, садись за стол. отдохни, поешь-попей с дороги.
— Некогда мне рассиживаться: нас, послов, хан за это не жалует. Подавай-ка мне побыстрее дани за двенадцать лет да отдай за меня замуж Забаву Путятишну и, я в Орду поскачу!
— Позволь, посол, мне с племянницей посоветоваться. Вывел князь Забаву из горницы и спрашивает:
— Ты пойдешь ли, племянница, за ордынского посла? И Забава ему говорит тихонько:
— Что ты, дядюшка! Что ты задумал, князь? Не делай смеху по всей Руси, — это ведь не богатырь, а женщина.
Рассердился князь:
— Волос у тебя долог, да ум короток: это грозный посол из Золотой Орды, молодой богатырь Василий.
— Не богатырь это, а женщина! Он по горнице идёт, словно уточка плывёт, каблуками не пристукивает; он на лавочке сидит, колена вместе жмёт. Голос у него серебряный, руки-ноги маленькие, пальцы тонкие, а на пальцах видны следы от колец.
Задумался князь:
— Надо мне посла испытать!
Позвал он лучших киевских молодцов-борцов — пять братьев Притченков да двух Хапиловых, вышел к послу и спрашивает:
— Не хочешь ли ты, гость, с борцами потешиться, на широком дворе побороться, размять с дороги косточки?
— Отчего же кости не размять, я с детства бороться люблю. Вышли все на широкий двор, вошёл молодой посол в круг, захватил одной рукой трёх борцов, другой — трёх молодцов, седьмого бросил в середину да как ударит их лоб об лоб, так все семь на земле лежат и встать не могут.
Плюнул князь Владимир и прочь пошёл:
— Ну и глупая Забава, неразумная! Женщиной такого богатыря назвала! Таких послов мы еще не видели! А Забава всё на своём стоит:
— Женщина это, а не богатырь!
Уговорила она князя Владимира, захотел он ещё раз посла испытать.
Вывел он двенадцать стрельцов.
— Не охота ли тебе, посол, из лука со стрельцами потешиться?
— Отчего же! Я с детства из лука постреливал!
Вышли двенадцать стрельцов, пустили стрелы в высокий дуб. Зашатался дуб, будто по лесу вихрь прошёл.
Взял посол Василий лук, натянул тетиву, — спела шелковая тетива, взвыла и пошла стрела калёная, упали наземь могучие богатыри, князь Владимир на ногах не устоял.
Хлестнула стрела по дубу, разлетелся дуб на мелкие щепы.
— Эх, жаль мне могучий дуб, — говорит посол, — да больше жаль стрелку калёную, теперь её во всей Руси не найти!
Пошёл Владимир к племяннице, а она всё своё твердит: женщина да женщина!
Ну, — думает князь, — сам я с ним переведаюсь — не играют женщины на Руси в шахматы заморские!
Приказал принести золотые шахматы и говорит послу:
— Не угодно ли тебе со мной потешиться, поиграть в шахматы заморские?
— Что ж, я с малых лет всех ребят в шашки-шахматы обыгрывал! А на что мы, князь, играть начнём?
— Ты поставь дань за двенадцать лет, а я весь Киев-город поставлю.
— Хорошо, давай играть! Стали шахматами по доске стучать.
Князь Владимир хорошо играл, а посол раз пошёл, другой пошёл, а десятый пошёл — князю шах и мат, да и шахматы прочь! Запечалился князь:
— Отобрал ты у меня Киев-град, — бери, посол, и голову!
— Мне не надо твоей головы, князь, и не надо Киева, отдай мне только твою племянницу Забаву Путятишну.
Обрадовался князь и на радостях не пошёл больше Забаву и спрашивать, а велел готовить свадебный пир.
Вот пируют они день-другой и третий, веселятся гости, а жених с невестой невеселы. Ниже плеч посол голову повесил.
Спрашивает его Владимир:
— Что же ты, Васильюшка, невесел? Иль не нравится тебе наш богатый пир?
— Что-то князь, мне тоскливо, нерадостно: может, дома у меня случилась беда, может, ждёт меня беда впереди. Прикажи позвать гусляров, пусть повеселят меня, пропоют про старые года либо про нынешние.
Позвали гусляров. Они поют, струнами звенят, а послу не нравится:
— Это, князь, не гусляры, не песельники... Говорил мне батюшка, что есть у тебя черниговский Ставер Годинович, вот тот умеет играть, умеет и песню спеть, а эти словно волки в поле воют. Вот бы мне Ставра послушать!
Что тут делать князю Владимиру? Выпустить Ставра — так не видать Ставра, а не выпустить Ставра — разгневить посла.
Не посмел Владимир разгневать посла, ведь у него дани не собраны, и велел привести Ставра.
Привели Ставра, а он еле на ногах стоит, ослабел, голодом заморён...
Как выскочит тут посол из-за стола, подхватил Ставра под руки, посадил рядом с собой, стал поить-кормить, попросил сыграть.
Наладил Ставер гусли, стал играть песни черниговские. Все за столом заслушались, а посол сидит, слушает, глаз со Ставра не сводит.
Кончил Ставер.
Говорит посол князю Владимиру:
— Слушай, князь Владимир киевский, ты отдай мне Ставра, а я прощу тебе дань за двенадцать лет и вернусь к Золотой Орде.
Неохота князю Владимиру Ставра отдавать, да делать нечего.
— Бери, — говорит, — Ставра, молодой посол.
Тут жених и конца пира не дождался, вскочил на коня, посадил сзади Ставра и поскакал в поле к своему шатру. У шатра он его спрашивает:
— Али не узнал меня, Ставер Годинович? Мы с тобой вместе грамоте учились.
— Не видал я тебя никогда, татарский посол.
Зашёл посол в белый шатёр, Ставра у порога оставил. Быстрой рукой сбросила Василиса татарское платье, надела женские одежды, приукрасилась и вышла из шатра.
— Здравствуй, Ставер Годинович. А теперь ты тоже не узнаёшь меня?
Поклонился ей Ставер:
— Здравствуй, моя любимая жена, молодая умница Василиса Микулишна! Спасибо, что ты меня из неволи спасла! Только где твои косы русые?
— Косами русыми, мой любимый муж, я тебя из погреба вытащила!
— Сядем, жена, на быстрых коней и поедем к Чернигову.
— Нет, не честь нам, Ставер, тайком убежать, пойдём мы к князю Владимиру пир кончать.
Воротились они в Киев, вошли к князю в горницу.
Удивился князь Владимир, как вошёл Ставер с молодой женой.
А Василиса Микулишна князя спрашивает:
— Ай, Солнышко Владимир-князь, я — грозный посол, Ставрова жена, воротилась свадебку доигрывать. Отдашь ли замуж за меня племянницу?
Вскочила Забава-княжна:
— Говорила я тебе, дядюшка! Чуть бы смеху не наделал по всей Руси, чуть не отдал девицу за женщину.
Со стыда князь и голову повесил, а богатыри, бояре смехом давятся.
Встряхнул князь кудрями и сам смеяться стал:
— Ну уж и верно ты, Ставер Годинович, молодой женой расхвастался! И умна, и смела, и собой хороша. Она всех вокруг пальца обвела и меня, князя, с ума свела. За неё и за обиду напрасную отдарю я тебя подарками драгоценными.
Вот и стал отъезжать домой Ставер Годинович с прекрасною Василисой Микулишной. Выходили провожать их князь с княгинею, и богатыри, и слуги княжеские.
Стали они дома жить-поживать, добра наживать.
А про Василису прекрасную и песни поют, и сказки сказывают.
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]РУССКИЕ БОГАТЫРИ (БЫЛИНЫ)
СОЛОВЕЙ БУДИМИРОВИЧ
Из-под старого вяза высокого, из-под кустика ракитового, из-под камешка белого вытекала Днепр-река. Ручейками, речками полнилась, протекала по русской земле, выносила к Киеву тридцать кораблей.
Хорошо все корабли изукрашены, а один корабль лучше всех. Это корабль хозяина Соловья Будимировича.
На носу турья голова выточена, вместо глаз у неё вставлены дорогие яхонты, вместо бровей положены чёрные соболи, вместо ушей — белые горностаюшки, вместо гривы — лисы черно-бурые, вместо хвоста — медведи белые.
Паруса на корабле из дорогой парчи, канаты шелковые. Якоря у корабля серебряные, а колечки на якорях чистого золота. Хорошо корабль изукрашен всем!
Посреди корабля шатёр стоит. Крыт шатёр соболями и бархатом, на полу лежат медвежьи меха.
В том шатре сидит Соловей Будимирович со своей матушкой Ульяной Васильевной.
А вокруг шатра дружинники стоят. У них платье дорогое, суконное, пояса шелковые, шляпы пуховые. На них сапожки зелёные, подбиты гвоздями серебряными, застёгнуты пряжками золочёными.
Соловей Будимирович по кораблю похаживает, кудрями потряхивает, говорит своим дружинникам:
— Ну-ка братцы-корабельщики, полезайте на верхние реи, поглядите, не виден ли Киев-город. Выберите пристань хорошую, чтобы нам все корабли в одно место свести.
Полезли корабельщики на реи и закричали хозяину:
— Близко, близко славный город Киев! Видим мы и пристань корабельную!
Вот приехали они к Киеву, бросили якоря, закрепили корабли.
Приказал Соловей Будимирович перекинуть на берег три сходни. Одна сходня чистого золота, другая серебряная, а третья сходня медная.
По золотой сходе Соловей матушку свою свёл, по серебряной сам пошёл, а по медной дружинники выбежали.
Позвал Соловей Будимирович своих ключников:
— Отпирайте наши заветные ларцы, приготовьте подарки для князя Владимира и княгини Апраксин. Насыпайте миску красного золота, да миску серебра, да миску жемчуга. Прихватите сорок соболей да без счёта лисиц, гусей, лебедей. Вынимайте из хрустального сундука дорогую парчу с разводами—пойду я к князю Владимиру.
Взял Соловей Будимирович золотые гусельки и пошёл ко дворцу княжескому.
За ним идёт матушка со служанками, за матушкой несут подарки драгоценные.
Пришёл Соловей на княжеский двор, дружину свою у крыльца оставил, сам с матушкой в горницу вошёл.
Как велит обычай русский, вежливый, поклонился Соловей Будимирович на все четыре стороны, а князю с княгиней особенно, и поднёс всем богатые дары.
Князю дал он миску золота, княгине—дорогую парчу, а Забаве Путятишне — крупного жемчуга. Серебро роздал слугам княжеским, а меха — богатырям да боярским сыновьям.
Князю Владимиру дары понравились, а княгине Апраксин ещё больше того.
Затеяла княгиня в честь гостя весёлый пир. Величали на том пиру Соловья Будимировича и его матушку.
Стал Владимир-князь Соловья расспрашивать:
— Кто такой ты, добрый молодец? Из какого роду-племени? Чем мне тебя пожаловать: городами ли с приселками или золотой казной?
— Я торговый гость, Соловей Будимирович. Мне не нужны города с приселками, а золотой казны у меня самого полно. Я приехал к тебе не торговать, а в гостях пожить. Окажи мне, князь, ласку великую— дай мне место хорошее, где я мог бы построить три терема.
— Хочешь, стройся на торговой площади, где жёнки да бабы пироги пекут, где малые ребята калачи продают.
— Нет, князь, не хочу я на торговой площади строиться. Ты дай мне место поближе к себе. Позволь мне построиться в саду у Забавы Путятишны, в вишенье да в орешнике.
— Бери себе место, какое полюбится, хоть в саду у Забавы Путятишны.
— Спасибо тебе, Владимир Красное Солнышко.
Вернулся Соловей к своим кораблям, созвал свою дружину.
— Ну-ка братцы, снимем мы кафтаны богатые да наденем передники рабочие, разуем сапожки сафьяновые и наденем лапти лычковые. Вы берите пилы да топоры, отправляйтесь в сад Забавы Путятишны. Я вам сам буду указывать. И-поставим мы в орешнике три златоверхих терема, чтобы Киев-град краше всех городов стоял.
Пошёл стук-перезвон в зелёном саду Забавы Путятишнч, словно дятлы лесные на деревьях пощёлкивают... А к утру-свету готовы три златоверхих терема. Да какие красивые! Верхи с верхами свиваются, окна с окнами сплетаются, одни сени решётчатые, другие сени стеклянные, а третьи — чистого золота.
Проснулась утром Забава Путятишна, распахнула окно в зелёный сад и глазам своим не поверила: в её любимом орешнике стоят три те рема, золотые маковки как жар горят.
Хлопнула княжна в ладоши, созвала своих нянюшек, мамушек, сенных девушек.
— Поглядите, нянюшки, может, я сплю и во сне мне это видится:
вчера пустым стоял мои зелёный сад, а сегодня в нем терема горят.
— А ты, матушка Забавушка, пойди посмотри, твоё счастье само тебе во двор пришло.
Наскоро Забава оделась. Не умылась, косы не заплела, на босую ногу башмачки обула, повязалась шелковым платком и бегом побежала в сад.
Бежит она по дорожке через вишенье к орешнику. Добежала до трёх теремов и пошла тихохонько.
Подошла к сеням решётчатым и прислушалась. В том тереме стучит, бренчит, позвякивает — это золото Соловья считают, по мешкам раскладывают.
Подбежала к другому терему, к сеням стеклянным, в этом тереме тихим голосом говорят: тут живёт Ульяна Васильевна, родная матушка Соловья Будимировича.
Отошла княжна, задумалась, разрумянилась и тихохонько на пальчиках подошла к третьему терему с сенями из чистого золота.
Стоит княжна и слушает, а из терема песня льётся, звонкая, словно соловей в саду засвистел. А за голосом струны звенят звоном серебряным.
"Войти ли мне? Переступить порог?"
И страшно княжне, и поглядеть хочется.
"Дай, — думает, — загляну одним глазком".
Приоткрыла она дверь, заглянула в щёлку и ахнула: на небе солнце и в тереме солнце, на небе звёзды и в тереме звёзды, на небе зори и в тереме зори. Вся красота поднебесная на потолке расписана.
А на стуле из драгоценного рыбьего зуба Соловей Будимирович сидит, в золотые гусельки играет.
Услыхал Соловей скрип дверей, встал и к дверям пошёл.
Испугалась Забава Путятишна, подломились у неё ноги, замерло сердце, вот-вот упадёт.
Догадался Соловей Будимирович, бросил гусельки, подхватил княжну, в горницу внёс, посадил на ременчатый стул.
— Что ты, душа-княжна, так пугаешься? Не к медведю ведь в логово вошла, а к учтивому молодцу. Сядь, отдохни, скажи мне слово ласковое.
Успокоилась Забава, стала его расспрашивать:
— Ты откуда корабли привёл? Какого ты роду-племени? На всё ей учтиво Соловей ответы дал, а княжна забыла обычаи дедовские да как скажет вдруг:
— Ты женат, Соловей Будимирович, или холостой живёшь? Если нравлюсь я тебе, возьми меня в замужество.
Глянул на неё Соловей Будимирович, усмехнулся, кудрями тряхнул:
— Всем ты мне, княжна, приглянулась, всем мне понравилась, только мне не нравится, что сама ты себя сватаешь. Твоё дело скромно в терему сидеть, жемчугом шить, вышивать узоры искусные, дожидать сватов. А ты по чужим теремам бегаешь, сама себя сватаешь.
Расплакалась княжна, бросилась из терема бежать, прибежала к себе в горенку, на кровать упала, вся от слез дрожит.
А Соловей Будимирович не со зла так сказал, а как старший младшему.
Он скорее обулся, понаряднее оделся и пошёл к князю Владимиру:
— Здравствуй, князь-Солнышко, позволь мне слово молвить, свою просьбу сказать.
— Изволь, говори, Соловеюшка.
— Есть у тебя, князь, любимая племянница, — нельзя ли её за меня замуж отдать?
Согласился князь Владимир, спросили княгиню Апраксию, спросили Ульяну Васильевну, и послал Соловей сватов к Забавиной матушке.
И просватали Забаву Путятишну за доброго гостя Соловья Будимировича.
Тут князь-Солнышко созвал со всего Киева мастеров-искусников и велел им вместе с Соловьем Будимировичем по городу золотые терема ставить, белокаменные соборы, стены крепкие. Стал Киев-город лучше прежнего, богаче старого.
Пошла слава о нём по родной Руси, побежала и в страны заморские: лучше нет городов, чем Киев-град.
РУССКИЕ БОГАТЫРИ (БЫЛИНЫ)
О КНЯЗЕ РОМАНЕ И ДВУХ КОРОЛЕВИЧАХ
На чужой стороне, на Уленове, жили-были два брата, два королевича, королевских два племянника.
Захотелось им по Руси погулять, города-сёла пожечь, матерей послезить, детей посиротить. Пошли они к королю-дядюшке:
Родной дядюшка наш, Чимбал-король, дай нам воинов сорок тысяч, дай золота и коней, мы пойдём грабить русскую землю, тебе добычу привезём.
— Нет, племянники-королевичи, я не дам вам ни войска, ни коней, ни золота. Не советую вам ехать на Русь к князю Роману Димитриевичу. Много я лет на земле живу. много раз видел, как на Русь люди шли, да ни разу не видал, как назад возвращались. А уж если вам так не терпится, поезжайте в землю Девонскую — у них рыцари по спальням спят, у них кони в стойлах стоят, орудие в погребах ржавеет. У них помощи попросите и идите Русь воевать.
Вот королевичи так и сделали. Получили они из Девонской земли и бойцов, и коней, и золото. Собрали войско большое и пошли Русь воевать.
Подъехали они к первому селу — Спасскому, всё село огнём сожгли, всех крестьян вырубили, детей в огонь бросили, женщин в плен взяли. Заскочили во второе село — Славское, разорили, сожгли, людей повырубили... Подошли к селу большому — Переславскому, разграбили село, сожгли, людей вырубили, в плен взяли княгиню Настасью Димитриевну с малым сыном, двухмесячным.
Обрадовались королевичи-рыцари лёгким победам, раздёрнули шатры, стали веселиться, пировать, русских людей поругивать...
— Мы из русских мужиков скотину сделаем, вместо волов в сохи запряжём!..
А князь Роман Димитриевич в эту пору в отъезде был, далеко на охоту ездил. Спит он в белом шатре, ничего о беде не знает. Вдруг села пташка на шатёр и стала приговаривать:
— Встань, пробудись, князь Роман Димитриевич, что ты спишь непробудным сном, над собой невзгоды не чуешь: напали на Русь злые рыцари, с ними два королевича, разорили сёла, мужиков повырубили, детей пожгли, твою сестру с племянником в плен взяли!
Проснулся князь Роман, вскочил на ноги, как ударил в гневе о дубовый стол—разлетелся стол на мелкие щепочки, треснула под столом земля.
— Ах вы, щенки, злые рыцари! Отучу я вас на Русь ходить, наши города жечь, наших людей губить!
Поскакал он в свой удел, собрал дружину в девять тысяч воинов, повёл их к реке Смородиной и говорит:
— Делайте, братья, липовые чурочки. Каждый на чурочке свое имя подписывай и бросайте эти жребья-чурочки в реку Смородину.
Одни чурочки камнем ко дну пошли. Другие чурочки по быстрине поплыли. Третьи чурочки по воде у берега все вместе плавают.
Объяснил дружине князь Роман:
— У кого чурочки ко дну пошли — тем в бою убитыми быть. У кого в быстрину уплыли, — тем ранеными быть. У кого спокойно плавают, — тем здоровыми быть. Не возьму я в бой ни первых, ни вторых, а возьму только третьих три тысячи.
И ещё Роман дружине приказывал:
— Вы точите острые сабли, заготавливайте стрелы, коней кормите. Как услышите вы вороний грай, — седлайте коней, как услышите во второй раз ворона, — садитесь на коней, а услышите в третий раз, — скачите к шатрам злых рыцарей, опуститесь на них как соколы не давайте пощады лютым врагам!
Сам князь Роман обернулся серым волком, побежал в чистое поле к вражьему стану, к белым шатрам полотняным, у коней поводья перегрыз, разогнал коней далеко в степь, у луков тетивы пообкусывал, у сабель рукояточки повывертел... Потом обернулся белым горностаем и забежал в шатёр.
Тут два брата королевича увидали дорогого горностая, стали его ловить, по шатру гонять, стали его шубой соболиной прикрывать. Накинули на него шубу, хотели схватить его, а горностай ловок был, через рукав из шубы выскочил — да на стенку, да на окошечко, с окошечка в чистое поле...
Обернулся он здесь чёрным вороном, сел на высоком дубу и громко каркнул.
Только в первый раз ворон каркнул, — стала русская дружина коней седлать. А братья из шатра выскочили:
— Что ты, ворон, над нами каркаешь, каркай на свою голову! Мы тебя убьём, кровь твою по сырому дубу прольём!
Тут каркнул ворон во второй раз, — вскочили дружинники на коней, приготовили наточенные мечи. Ждут-пождут, когда ворон в третий раз закричит.
А братья схватились за луки тугие:
— Замолчишь ли ты, чёрная птица! Не накликай на нас беды! Не мешай нам пировать!
Глянули рыцари, а у луков тетивы порваны, у сабель рукоятки отломаны!
Тут крикнул ворон третий раз. Помчались вихрем русские конники, налетели на вражий стан!
И саблями рубят, и копьями колют, и плётками бьют! А впереди всех князь Роман, словно сокол, по полю летает, бьёт наёмное войско девонское, до двух братьев добирается.
— Кто вас звал на Русь идти, наши города жечь, наших людей рубить, наших матерей слезить?
Разбили дружинники злых врагов, убил князь Роман двух королевичей. Положили братьев на телегу, отослали телегу Чимбалу-королю. Увидал король своих племянников, запечалился.
Говорит Чимбал-король:
— Много я лет на свете живу, много людей на Русь наскакивало, да не видел я, чтобы они домой пришли. Я и детям и внукам наказываю: не ходите войной на великую Русь, она век стоит не шатается и века простоит не шелохнется!
Рассказали мы про дела старые.
Что про старые, про бывалые,
Чтобы море синее успокоилось,
Чтобы добрые люди послушались,
Чтобы молодцы призадумались,
Что века не меркнет слава русская!
Наскучила Одину бесконечная война с великанами и чудовищами, и решил он построить неприступную крепость, где можно жить без забот и волнений вместе с другими богами и прелестными богинями!
Свою твердыню он решил назвать Асгардом, и должна она быть прекрасной, огромной и несокрушимой. Однако Один не собирался самолично возиться с камнями и балками. И тогда боги призвали одного великана, слывшего искусным зодчим.
Тот согласился выстроить Асгард, но взамен потребовал немыслимую награду: если твердыня понравится Одину, он отдаст великану Солнце, Луну и прекрасную Фрейю, богиню любви и плодородия!
Призадумались боги, посоветовались и в конце концов согласились. Но тоже поставили свои условия: великан должен строить твердыню сам, и никто не будет ему помогать — ни люди, ни великаны. А сроку ему дается—неполный год. Согласился великан, чем немало удивил богов, и прямо на следующий день начал обтесывать каменные глыбы.
Он уходил в самую чащу леса и рубил исполинские деревья. Работа у него спорилась, и боги оглянуться не успели, как целые каменные утесы и груды бревен оказались в Асгарде. «Что-то здесь не так», — забеспокоились боги и решили выяснить, в чем тут дело. Оказывается, каждую ночь волшебный конь Свадильфари словно пушинки перевозил и камни, и бревна, а великану оставалось приладить каждую балку и каждый камень на свое место.
До назначенного срока, до первого дня лета, оставалось всего три дня, и похоже было, что великан выполнит условие. Боги перепугались не на шутку. Один был мрачнее тучи—как мог он отдать какому-то чужаку Солнце, Луну и прекрасную Фрейю! Но ведь и от слова своего нельзя отказаться...
Боги никак не могли ничего придумать, тогда они призвали коварного Локи, который был способен на любую каверзу... И вот на следующую ночь перед волшебным скакуном невесть откуда появилась прекрасная необузданная кобылица: никогда еще Свадильфари не видел подобной красоты! Он разорвал упряжь, сбросил груз и устремился вслед за красавицей-кобылицей... Лишь через три дня возвратился своенравный конь, три дня гонялся он за прекрасным видением. Слишком поздно: главные ворота твердыни остались недостроенными.
Лишившись помощника, великан потерял драгоценное время. Он смекнул, что боги обвели его вокруг пальца и теперь не сдержат своего обещания. Взъярился великан и потребовал, чтобы ему отдали прекрасную богиню Фрейю. Один отказался, тогда великан бросился на него, и бог Тор с размаху ударил его волшебным молотом и убил.
Итак, боги победили, но победа их была неправедной. Они убили зодчего, которому были ведомы все тайны их новой твердыни.
Спустя некоторое время кобыла, за которой три дня и три ночи гонялся Свадильфари, родила чудесного жеребенка. У него было восемь ног, он летел быстрее молнии, с легкостью скакал и по воде, и по горным вершинам. Звали его Слейпнир. Один тут же взял его себе и никогда с ним не разлучался.
Злой дух Сарурама поджег джунгли. Всё живое погибло в пламени — и люди, и звери, и деревья, и травы. Только один человек уцелел. Он забился в нору, засыпал себя землей и дышал в соломинку. Много дней и ночей полыхал пожар. Наконец огонь утих, и человек вышел наружу. Оглядел человек сожженную землю, и его охватил ужас—перед ним простиралось огромное пепелище.
В поисках пропитания человек отправился на землю своих предков, которая лежала на западе, у истоков великой реки. Идет он день, идет другой, вдруг чудище загородило ему дорогу—не разберешь, человек или зверь. А был это сам злой дух Сарурама, погубивший весь мир. Испугался человек. Вот, думает, и настал его смертный час. Убьет его сейчас Сарурама, чтоб на земле не осталось ничего живого. Но Сарурама не собирался убивать человека.
— Я поступил плохо,— признался злой дух.— Не надо было мне со скуки губить весь мир. Но дело поправимое. Вот, возьми эти зерна, закопай их в землю, из них вырастут новые деревья.
И совершилось чудо. Только успел закопать человек зерна в землю, как из них вырос целый лес. Но еще больше удивился человек, когда увидел, что стоит перед ним прекрасная девушка. Была она так хороша и так разумно отвечала на его вопросы, что человек решил взять ее в жены. Родилось у них много мальчиков, и всего одна дочка, такая же красивая и умная, как ее
мать. Братья берегли свою сестру, не отпускали ее одну в джунгли, поэтому у девочки совсем не было друзей.
Как-то раз убежала она от братьев в лес и повстречался ей Уле—человек-дерево. Девочка всей душой полюбила Уле и теперь каждый день уходила в джунгли поболтать с человеком-деревом. Прошло время, и мать девочки заметила, что с дочкой что-то происходит: по утрам она разрисовывала красками лицо, украшала волосы цветами и яркими перьями, а потом надолго пропадала в лесу.
Девочка не стала таиться и обо всем поведала матери.
— Если уж ты полюбила Уле, ничего не поделать,— сказала ей мать.— Но тогда поженитесь. Подкрадись к Уле незаметно, свяжи его веревкой и не отпускай, пока он не пообещает взять тебя в жены...
Дочь так и поступила. Человек-дерево обрадовался, что она захотела выйти за него замуж, и они поженились. Так бы и жили молодые счастливо, но приключилась беда. В соседнем лесу появился свирепый ягуар. Вознамерился он стать царем леса и хотел, чтобы все его боялись. Когда Уле возвращался с охоты, коварный зверь подстерег его, и завязалась битва. Уле был силен и ловок, но не удалось ему справиться с ягуаром.
Всю ночь жена ждала мужа. Наутро ее братья отправились в лес на поиски. Сестра пошла с ними, прихватив сына. Наконец на лесной прогалине они обнаружили останки несчастного. Женщина опустилась на колени, сгребла в кучку кости, листья, ветки и принялась шептать заклинания, потряхивая зернышками в сухой калебасе.
Тут налетел ураганный ветер, взметнул с земли опавшие листья и сухие ветки. Женщина зажмурилась и прикрыла лицо руками. Когда ветер утих, она открыла глаза и была так поражена, увидев перед собой Улее, что не сразу расслышала и поняла сказанные им слова:
— Крепкий сон сморил меня. Я, кажется, слишком долго спал...
Обрадовалась женщина, что муж к ней вернулся. Рука об руку пошли они домой, счастливые, может быть, даже больше, чем в день свадьбы.
Вдруг Уле захотелось пить. Невдалеке протекал ручей, но чтобы дойти до него, надо было миновать густую чащу. Поэтому Уле сказал жене:
— Подожди меня здесь. Я напьюсь воды и тотчас вернусь.
Когда Уле наклонился к ручью, он увидел свое отражение и обнаружил, что его лицо изуродовано: в схватке с ягуаром человек-дерево лишился кусочка лица. Уле вернулся к жене, но, не желая напугать её своим видом, он закрыл лицо руками.
— Не надо стыдиться,— сказала ему жена.— Ведь я сразу заметила, что с тобой произошло. Но я все равно никогда не разлюблю тебя.
— Я не могу быть с тобой,— ответил Зле жене,— пока не стану таким, как прежде. Я пойду искать недостающий кусочек, а ты ступай домой, но смотри — ни в коем случае не оборачивайся.
Опечаленная, женщина пошла домой. В джунглях трещали ветки, шуршали листья, но женщина не оборачивалась на знакомые звуки. К тому же она помнила, что велел ей муж. Но вдруг с дерева сорвался большой лист и упал на землю. Женщина обернулась на странный шорох, опасаясь, что на нее набросится зверь. Но страх ее оказался напрасным. Женщина сбилась с пути и потом долго блуждала в джунглях. Наконец, усталая, измученная горем и голодом, она легла на землю и заснула, крепко прижав к себе сына.
Проснувшись, молодая женщина с ужасом обнаружила, что очутилась в логове ягуаров. Но ягуары пошли охотиться, и в логове оставалась только их мать. Она ласково сказала женщине:
— Я не стала тебя будить, очень уж сладко ты спала. Но теперь спрячься поскорее, сейчас вернется мой сын. Он такой свирепый, что не пожалеет ни тебя, ни малютку.
Вскоре большой ягуар вернулся с охоты. Он сразу почуял человеческий запах и заставил свою мать показать, куда она спрятала женщину с мальчиком. Женщину он растерзал сразу, а мальчика сунул в большой горшок и велел своей матери:
— Разожги костер и свари в горшке этого детеныша. Только не забудь положить корешков и мошек. Знатная получится похлебка...
Мать ягуаров не стала спорить, но вместо мальчика сварила в горшке большой кусок мяса. А ребенка спрятала в дупле дерева.
Теперь всякий раз, когда сыновья-ягуары уходили охотиться, их мать доставала мальчика из дупла, кормила его, мыла, играла с ним, пока не наступало время вернуться сыновьям. Она назвала мальчика Тири.
Прошло время, и Тири подрос. Ему стало скучно целыми днями сидеть в дупле дерева, и он часто убегал погулять по лесу. Тири хотелось поскорее стать настоящим мужчиной — он сделал себе лук со стрелами и учился охотиться. Как-то повстречался ему крысенок. Мальчик вспомнил, как мать ягуаров жаловалась, что зверек погрыз все ее калебасы. Тири натянул тетиву, но стрелять он еще не умел и промахнулся. Стрела только оторвала крысенку хвостик. Тири погнался за ним и уже было схватил зверька, но тот сказал ему:
— Почему ты хочешь причинить мне зло? Ведь я не сделал тебе ничего плохого. Лучше бы ты наказал тех, кто погубил твою мать. А ты с ними дружбу водишь.
Мальчик осиротел, когда был еще совсем маленький, а мать ягуаров никогда ничего не рассказывала ему о жестокости своего сына. Теперь мальчик все узнал. Лютая злость охватила Тири. Он решил отомстить ягуарам. Мальчик спрятался вблизи логова, и когда звери вернулись с охоты, поразил их стрелами. И только один ягуар, видя как погибли его братья, успел взобраться на дерево и стал молить Луну и звезды, чтобы они защитили его. Луна сжалилась над ягуаром и спасла его. Вот почему с той поры ягуары охотятся по ночам и их пятнистая желтая шкура чем-то напоминает луну. Потом мальчик пошел к матери ягуаров и сказал ей:
— Не бойся, ты ни в чем не виновата. Ты делала мне только хорошее — спасла меня, вырастила. Теперь я буду заботиться о тебе.
Выжег мальчик в лесу делянку, посадил в землю зерна, которые давали хороший урожай. Прошло немного времени, и Тири стал самым сильным и ловким в джунглях. Теперь все ему повиновались, но друзей у юноши не было. Наконец завел он друга по имени Кару. Как-то раз гуляли друзья по лесу и нашли огромную нору. В ней свернувшись дремал злой дух в образе змеи, так что в нору нельзя было ни забраться, ни выйти оттуда. По просьбе Тири сокол Уакауана убил змею. И тогда из норы, словно вода в половодье, хлынули толпы людей и наводнили всю землю. Потом Тири колдовством вызвал дождь из стрел, и раздал стрелы людям. Он знал, что они разделятся на племена и между ними начнутся войны. Совершив это деяние, Тири ушел на Запад, в страну, откуда прилетают разноцветные птицы.
Мифология стран Латинской Америки
Последний раз редактировалось galant; 18.08.2013 в 11:54..
Чтобы удобнее было добираться с земли до Асгарда, боги построили радужный мост Бифрост, который поднимается от Мидгарда до дворца. Боги, конечно, позаботились о защите моста Бифрост от неожиданного вторжения великанов или чудовищ. На всякий случай бог Хеймдалль днем и ночью стоял дозором на вершине радуги.
Могучий воин, бог света, Хеймдалль был высок и изящен, но сложения крепкого. Когда он улыбался, его зубы из чистого золота так и сияли. Когда-то давным-давно карлик-чародей выковал для него особый меч с узким лезвием. Меч этот был поистине грозен. Еще у Хеймдалля было волшебное копье и удивительный, колдовской рог, оглушительный зов которого долетал до самых дальних пределов земли. Случись какая беда, и бог света поднимет тревогу и созовет богов, которые повадились беззаботно разгуливать среди смертных.
Локи давно знал Хеймдалля и частенько его навещал, ведь этот коварный бог втайне мечтал разрушить Асгард; вот почему он ненавидел Хеймдалля и почитал его главным своим противником. Но открытых стычек Локи избегал и только пакостил Хеймдаллю как только мог. Все старался выманить его с моста Бифрост. Он без конца твердил богу света, что негоже такому славному воину бессменно стоять в дозоре у дворцовых ворот...
Ах, как сетовал Локи, что покуда Хеймдалль стоит на своем посту и мокнет под дождем, другие веселятся, охотятся, пируют и выпивают... Так Локи пытался настроить Хеймдалля против родичей-богов. Но Хеймдалль не поддавался. Был он тверд духом и в сердцах гнал прочь назойливого посетителя... а тот возвращался как ни в чем не бывало. Хорошо еще, что вместе с Хеймдаллем Асгард сторожил пестрый петух. Хеймдалль давно подружился с мудрой птицей. Они рассказывали друг другу разные истории, ведь самым опасным врагом была для них скука! Радугу надежно защищали закрытые на все засовы дубовые ворота, и никому не приходило в голову проникнуть в Асгард без разрешения.
Хеймдалль никогда не отлучался далеко от ворот. Однажды Локи замыслил очередную каверзу и украл золотое ожерелье богини Фрейи. Чтобы остаться неузнанным, он превратился в большого белого тюленя и решил спрятать сокровище на песчаной отмели где-то далеко на Западе...
Казалось, все прошло без сучка, без задоринки, но Локи забыл о Хеймдаллс, озирающим миры и океаны с вершины радуги. Ничто не ускользало от его орлиного взора, он сразу обнаружил хитрость Локи, тем более, что никогда не доверял этому пакостнику. Хеймдалль не мешкая вскочил на резвого долгогривого коня и одним прыжком перелетел на песчаный берег. В тот же миг он обратился в тюленя в бросился в погоню за Локи. Локи нырял в самые глубокие впадины, стараясь ускользнуть от Хейм далля, но тщетно. И вот наконец исполинские тюлени сшиблись в поединке. Хеймдалль как следует отдубасил Локи, и тот убрался восвояси, но затаил злобу.
Вынырнул Локи, вышел на берег и обернулся прекрасным воином. Делать нечего, пришлось ему достать ожерелье из тайника. В мгновение ока взлетел он на коне по радуге и въехал в Асгард. Боги горячо благодарили его и собрались устроить веселый пир, но суровый Хеймдалль остановил их. Он отдал ожерелье прекрасной Фрейе, та крепко поцеловала бога света, и Хеймдалль снова стал сторожить радугу.
Мифология викингов
Последний раз редактировалось galant; 25.08.2013 в 20:27..
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
Бальдр был сыном богов — Одина и Фригг. В отличие от родителей и большинства собратьев он был красив и добр. Отец поселил его в прекрасные чертоги, где были запрещены дурные поступки. Это был единственный тихий уголок в мире. Но недолго Бальдр жил светло и беззаботно. Стоило ему сомкнуть подобные белым растениям ресницы, как являлись страшные сны. В каждом таилась угроза для его жизни. Отец взволновался и поспешил в царство мертвых Хель к провидице — Вельве. Она спала мертвым сном. Но Одину с трудом все же удалось разбудить Вельву. Не открывая глаз, провидица пробормотала, что Бальдр умрет от руки своего слепого брата Хеда, и снова забылась смертным сном. Один поведал об этом пророчестве своей жене Фригг. И она взяла клятву у всего: огня и воды, всех металлов и камней, земли и деревьев, зверей, птиц и яда змей, что они не принесут вреда ее любимому сыну. Не взяла она клятвы только с тонкой, слабой веточки омелы.
Боги, узнав о том, что Бальдр неуязвим, стали развлекаться. Словно в приготовленного к жертвоприношению пленника, они метали в него стрелы и копья, камни и дротики, рубили мечами и боевыми топорами. А Бальдру все было нипочем. Не то что ссадины, ни одного синяка не появлялось на его теле.
Лишь брат Хед не принимал участия в забавах богов, потому что был слепой. Он стоял в сторонке, слушал и удивлялся.
Хитрому и коварному Локи не понравились такие бескровные игры. Он в образе женщины отправился к Фригг и стал расспрашивать, как это ей удалось заговорить сына ото всех опасностей. А Фригг простодушно, как женщина женщине, проболталась о том, что у всех взяла клятву, кроме веточки омелы. Чем могла повредить тонкая слабая веточка ее могучему сыну?!
Локи, конечно же, помчался в лес, сорвал веточку и подошел к стоявшему в сторонке Хеду. Он спросил:
— А ты почему не участвуешь в игре, ничего не бросил в Бальдра?
— Потому что не вижу — куда и не знаю — чем.
— Возьми у меня этот прутик и метни, куда я покажу.
Хед послушал коварного Локи. Тонкий прутик пронзил Бальдра, и бог весны упал мертвым на землю. Свершив свое черное дело, Локи исчез, а богов охватило горе. Фригг воскликнула:
— Кто решится поехать в царство мертвых Хель, разыскать там Бальдра и предложить за него выкуп?
— Я готов, — сказал брат Бальдра Хермод. А еще он поклялся не мыть ладони и не расчесывать волосы до тех пор, пока не отомстит Локи. Он вскочил на восьминогого коня Слейпнира и помчался на север, туда, где под корнями всемирного дерева Иггдрасидь размещалась страна мертвых Мокрая морось и палаты хозяйки этого мрачного царства.
А Бальдру тем временем боги устроили обряд погребения, такой же точно, как для конунгов-морестранников, викингов. Тело его перенесли в ладью у берега моря и возложили на кладку из сухих бревен, рядом положили принявшую добровольную смерть жену Нанну, оседланного коня, погребальные дары, еду и пиво. Погребальный костер подожгли, а ладью столкнули в море...
Хермод достиг царства мертвых. Он бесстрашно подошел к его владычице — свирепой горбунье, тело которой было наполовину синим, а наполовину цвета сырого мяса.
— Отпусти назад Бальдра! — взмолился он. — Ведь брата все так любят!
— Если все, что есть живого на земле, будет плакать по Бальдру, я отпущу его, — сказала горбунья. — Но если найдется хоть один, не желающий плакать, Бальдр останется у меня.
Радостный, Хермод помчался к Одину и Фригг. Он не знал, что страшная горбунья — сестра Локи!
Все, чтобы вызволить Бальдра, заплакали: люди и звери, земля и камни, деревья и даже все металлы, они ведь действительно покрываются влагой, когда их выносят из тепла на холод... Но в одной из пещер сидела великанша, которая и не думала плакать. Боги попросили
— Заплачь, помоги вызволить Бальдра.
— А он мне не нужен ни живой ни мертвый. Пусть хранит его Хель.
Все поняли, что это не кто иной, как Локи, принявший образ великанши. Так второй раз Локи стал виновником гибели Бальдра.
Как и все боги, великаны, карлики и люди, Один когда-то был молодым. Он слышал от вещуний, что мудрость приходит с годами и ценою лишений, но не поверил в это и отправился к источнику мудрости, чтобы испить из него. Хозяин источника великан Мимир не подпустил его к чудесной воде.
— Даром ничего не дается, — сказал он. — Что дашь взамен?
— Бери все, что хочешь, — ответил Один, ибо понимал, что нет ничего дороже, чем мудрость,
— Отдай мне правый глаз, — потребовал великан.
Жалко было глаза молодому и красивому Одину. Но он рассудил: «Мудрый одним глазом увидит больше, чем дурак — двумя».
И пожертвовал глазом ради мудрости.
Но это было не последнее испытание на пути к великому знанию.
Он слышал, что есть священные знаки — руны, которыми можно записать слова. Но чтобы узнать их, нужно было самого себя принести в жертву. Один повесился вниз головою на дереве Иггдрасиль, пронзив себя копьем. Так он висел девять дней, пока великан Бельторн
не подошел к нему. Он напоил Одина медом и дал ему руны — носители мудрости.
Одину и этого знания было мало. Он превратился в странника. Конунг Гейрред захватил его в плен и, чтобы хорошенько помучить, посадил между жаркими кострами. Восемь дней Один мучился от жажды, пока сын конунга не сжалился над ним и не дал воды. Эта вода влила в его сердце вещие стихи. Он начал их петь до тех пор, пока завороженный конунг Гейрред не упал на свой меч.
...Вот после всех этих событий и случилась самая первая война с ванами. У Одина хватило мудрости ее начать первым, но недостало знаний, чтобы разбить врагов навсегда. После того как враги обменялись заложниками, ваны и асы подошли к чаше и в знак мира плюнули в нее. Потом смешали слюну и вылепили из нее человека по имени Квасир. Он был так мудр, что мог ответить на любой вопрос. Два злых карлика позавидовали его уму, зазвали Квасира в гости и... убили мудреца. Потом смешали его кровь с хмельным медом. Получился напиток, да такой, что каждый, кто его выпьет, становится скальдом — сочинителем и певцом саг — или ученым мужем. Один прослышал об этом чудесном напитке, хитростью пробрался к его хранилищу и в три глотка выпил весь. Затем превратился в орла и улетел от преследовавших его хранителей напитка в Асгард. Этим напитком Один щедро поделился с другими богами и людьми, которые умеют слагать стихи и поэмы — саги.
Один стал мудрейшим из мудрейших, а от его всевидящего глаза ничто не могло укрыться.
Мифология викингов
Последний раз редактировалось galant; 30.08.2013 в 19:02..
Сказали спасибо:
galya (16.06.2016), ivettalen (30.08.2013), Аня (30.08.2013), АРА (10.03.2017), Асия (17.09.2017), Маруся (01.09.2013), Рада (03.09.2013)
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации] Прошли многие годы. Скорбь по Бальдру стала стихать. Но тревога — расти. Один вновь пробудил от мертвого сна великую пророчицу Вельву и попросил ее поведать о судьбе богов. Может быть, ложная тревога гложет его сердце?
— Мне многое ведомо, я провижу судьбы могучих славных богов, — сказала вещунья.
Но рассказ ее был подобен неотвратимо надвигающемуся шторму, гигантские валы которого готовы поглотить весь флот бесстрашных викингов...
Она вещала о том, что наступят жестокие времена, когда братья начнут биться друг с другом, родичи, близкие в распрях погибнут. Из железного леса явится мерзостный карлик-тролль и похитит солнце. Он станет грызть трупы людей, кровью зальет жилище богов...
— Довольно ль вам этого? — спросила вельва.
Нет, бог жаждал узнать всю свою судьбу. И вещунья поведала о том, как свершится Последняя Война. Дружину Одина, состоящую из погибших воинов-храбрецов, разбудит крик петуха с золотым гребнем. Но ему будет вторить черно-красный петух в подземном мире Хель, сзывая силы зла. Затрясется земля, и задрожит всемирное дерево — ясень Иггдрасиль. Из-под корней его вырвутся огромный волк Фенрир и всемирный змей Ермундганд. От своих оков освободится Локи. Он поведет переполненный воинами корабль, сделанный из ногтей мертвецов!
И вот на поле боя Последней Войны встретятся два воинства...
— Довольно ль вам этого? — вновь прервала свой рассказ пророчица.
Нет, бог хотел узнать, как завершится сражение. Один ведь верил в свою победу. Ему интересно было знать, как будут в муках корчиться враги!
И вельва продолжила свой рассказ... Сурт, бог огнедышащих вулканов, будет, наступать с адским огнем в руках. Страшный волк Фенрир раскроет клыкастую пасть от земли до неба.
Разрушатся горы, расколется небо, в подземный мир Хель падут люди. Но солнце блестит на мечах богов. Их лезвия отсекают головы страшным великанам и великаншам. Однако военное счастье изменит богам в этом последнем сражении. Волк Фенрир захлопнет пасть и сожрет Одина. Его сын, мстя за отца, рассечет волчью пасть, но тут же сам погибнет. Тор поразит змея, но, сделав девять шагов, падет замертво. Змей поразит его ядом. Участники всех поединков погибнут. И тогда бог вулканов Сурт метнет огонь, и земля, словно сгоревшая погребальная ладья, потонет в море. Упадут с неба светлые звезды. Жар нестерпимый до неба дойдет... Не будет победителей в той Последней Войне. Боги, поднявшие друг на друга оружие, все погибнут. Без них вздымется снова из моря земля, зеленея, как прежде. Орел пролетит — ловить рыбу. Заколосятся хлеба без посева, зло станет благом. Вместо суровых богов на землю вернется добрый бог весны Бальдр. Он простит своего нечаянного убийцу Хеда и заживет вместе с ним. А как же люди? Двое — Лив и Ливтрасир — выживут и положат начало новому роду человеческому.
— Довольно ль вам этого? — спросила вещунья.
Один ей ничего не ответил...
Мифология викингов
Последний раз редактировалось galant; 27.09.2013 в 19:27..
После катастрофы Рагнарек в воздухе еще долго кружился черный пепел и клубы дыма. Казалось, вымерла земля, опустели небеса. Во мраке исчезли и люди, и боги, и великаны, и чудовища. Кончалась эпоха...
Но после долгой ночи взошли новые солнце и луна. Свет их снова согрел землю. Дым вселенского пожара рассеялся, воды понемногу схлынули и над гладью океана показались горы. И однажды утром в омытых дождями ясных небесах появился орел. Значит, не все живое погибло!
В страшном побоище полегли многие боги, великаны и чудовища пали в бою, но все же иным богам удалось вернуться на землю. Один и Тор расстались с жизнью, но сыновья их ожили. Бальдр первым вырвался из Преисподней, где он очутился по вине Локи. Он-то и занялся обустройством нового мира, желая сделать его совершеннее и прекраснее, чем предыдущий. Вскоре к нему присоединился его брат— слепой бог Хед, воплощавший чистоту и невинность. А помогал братьям Форсети, бог правосудия, он хотел, чтобы закон возобладал отныне над насилием и жестокостью.
Вскоре возродились три сына Одина: Вали, Видар, удостоенный такой чести за победу над Фенриром, и Хермод, не побоявшийся рискнуть жизнью, чтобы вызволить Бальдра из царства мертвых.
Юные боги создали Совет богов. Стали они разбирать руны, выбитые Одином на камнях, и обнаружили, что чудесные «золотые скрижали», принадлежавшие богам еще до великой катастрофы, остались в целости и сохранности. И решили боги править миром разумно и по справедливости.
Но земля еще оставалась безлюдной. К счастью, боги обнаружили мужчину и женщину, выживших после мировой битвы. Их волшебным образом укрыл от пожара и потопа исполинский ясень Иггдрасиль, в дупле которого они спрятались. Боги вывели их на свет божий, люди возрадовались, и вскоре населили мир своим многочисленным потомством. А тут и звери появились, зазеленела густая мягкая трава. Поля плодоносили тучно и обильно. В прозрачных струях водопадов развелись рыбы: косяки крупных лососей и форелей поднимались вверх по течению, и люди не знали теперь голода.
Мир преображался. Совет богов зорко следил за порядком. Кое-где в дремучие леса даже возвратились карлики-кобольды, и эльфы снова начали водить хороводы при лунном свете.
Почти все чудовища погибли, лишь немногие великаны ушли в страны огня и вечного холода. Некоторые викинги похвалялись, что в морских просторах Норвегии и Шотландии видели гигантскую змею, поджидавшую очередную жертву. Но может, то им приснилось?
Удивительный Геракл
В этой теме описываются мифы, есть описание подвигов Геракла. Нашла интересную статью.
Можно полагать, что имя весеннего героя "Ярила" - более древнее, поскольку корень "яр" сохранился в именах и сакральных терминах многих индоевропейских языков: к нему восходит слово-этноним arja - благородный; arka-солнце, arvan - конь (санскр.); имена Арджуна (герой Махабхараты), Арей (греческий бог войны, аналог славянского Ярилы и хеттского Ярри - тоже бога войны). Индийский эпический герой Арджуна считается воплощением Индры, что подтверждает тождество Индра= Арий, Яр, Ярила.
Само имя Индры было хорошо известно на Руси. Этоодин из главных образов Вед - Индра, божественный всадник с молнией-мечом в руке, символ весеннего Солнца. Достаточно очевидно, что с именем Индры связан православный культ св. Андрея "Первозванного", пришедшего первым на святую русскую землю. Имя Хорса, ипостаси Индры - Ярила, в христианский период было заменено на созвучное "Георгий, Егор", но образ остался тот же: Победоносец, одержавший верх над Змеем.
Символом Ярила-Хорса у славян считался Сокол; отсюда русское выражение "ясный сокол" - эпитет "ясный" относится непосредственно к Солнцу. С этим устойчивым сакральным выражением можно сравнить имя героя греческого мифа, Ясона; иранский религиозный термин "Ясна" и наконец, имя верховного бога западных славян, упоминаемое в средневековых источниках - Ясса. Все эти имена имеют смысл "Ясное Солнце"...
Кто же соответствует Индре-Яриле-Хорсу в списке Геродота? Не кто иной, как ГЕРАКЛ. Единственный из богов, почитаемых скифами, названный только греческим именем! Очевидно, потому, что в этом случае греческое и скифское имена совпадали. Греки передавали славянский корень "яр" как "гер": например, Яровит превращался в Геровита, Яра становилась Герой...[См. цит. работы Ю.ДПетухова, в частн. "Дорогами Богов".]
Но ведь в греческих мифах Геракл - это не "настоящий" бог, а только герой, сын Зевса от земной женщины?... Так было не всегда. Первоначально он был "настоящим" божеством, причем его культ был приурочен к фазам солнечного цикла. Кроме Греции, он почитался также в Италии и Малой Азии (под именами: Геркулес, Эрикле). Эти имена и образы имеют аналог в северной Индии в эпических легендах о Гери-Кули, властителях Солнечной расы. Учитывая славянский корень "яр" и санскритское "кула" (фамилия), можно "перевести" имя Геркулес-Геракл как происходящий из династии Солнца. Тождество Геракла с традиционным арийским весенним богом - победителем Дракона - очевидно. Двенадцать подвигов героя символизируют зодиакальный солнечный цикл, и свою главную победу он одерживает над Гидрой (Драконом), обладающей удивительным свойством: на месте отрубленной головы чудовища вырастают новые три... Гидра есть образ "мировой энтропии", которая, как известно, имеет нехорошее свойство возрастать с течением времени, неся неизбежную гибель. Солнечный герой, победитель Гидры - воплощение антиэнтропийных сил мира, дающих жизнь.
Скорее всего, первоначально исторический "Геракл" (настоящее имя - Алкид) был сопоставлен с солнечным богом в рамках обычного культа предков царственных династий, а затем, во времена деградации религии, из этого образа выветрилась вся его мощная "космическая" начинка.
Согласно Геродоту, скифы почитали Геракла как бога. Но и считали его своим "первопредком"! Здесь нет противоречия: то же мы видим в позднейшей славянорусской религии. Ее отличительная черта - возведение происхождения своего народа непосредственно к Богу, отстуствие пропасти между Богом и человеком. Сравним: для греков Геракл - герой и основатель правящих, династий,, для скифов - Бог и предок всего народа! Вспомним, что так называемые греки-дорийцы пришли на Балканы в 11-10вв. до н.э. откуда-то с севера, вероятнее всего, из причерноморских степей. Если учесть, что пришельцы составили правящую элиту местного южнобалканского общества, то все сходится.
Итак, справедливо следующее тождество:
ГЕРАКЛ (греч. и скиф.)= ЯСОН, ЯСН= ЯРИЛО, ХОРС (слав.)= МАРС (рим.)= ИНДРА (Веды).
Н.И Васильева. Религия, эпос и мифология Великой Скифии
Дедал, талантом своим в строительном славен искусстве,
Зданье воздвиг; перепутал значки и глаза в заблужденье
Ввел кривизною его, закоулками всяких проходов.
Овидий, “Метаморфозы”
Лабиринт — удивительное сооружение, с седой древности символизирующее извилистую, трудную дорогу, которую путнику предстояло пройти в поисках истины. Само это определение имеет несколько значений: может иметься в виду здание со сложным и запутанным планом, из которого невероятно сложно выбраться, либо — выложенная из камней спираль. Последние часто встречаются у северных народов, но сейчас речь не о них.
Античная легенда о Минотавре, в свое время наводившем ужас на несчастных эллинов, живет и здравствует до сей поры. По преданию, кносский лабиринт (Labyrinthos) был возведен знаменитым мастером-зодчим, Дедалом, известным также легендой о создании крыльев и попытке парного полета со своим сыном Икаром. Некогда царь Крита Минос разгневал могущественного бога Посейдона, и тот жестоко отомстил обидчику: его жена родила “не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку” — Минотавра, с головой быка и телом человека. Чтобы спрятать позор царского рода, и был построен Лабиринт, в центре которого чудовище надежно скрывалось от посторонних глаз. Как сказал Х. Л. Борхес, “Идея построить дом так, чтобы люди не могли найти из него выхода, возможно, еще более странна, чем человек с бычьей головой”.
А из лабиринта в Кноссе действительно не было выхода — по крайней мере, только этим можно объяснить то, что жертвы, коих привозили на остров специально на корм Минотавру, не могли покинуть здание. Единственный, кому удалось это сделать — афинский царевич Тесей.
Однако и этот древнегреческий герой не сумел бы выбраться из хитросплетений Лабиринта, не будь у него путеводного клубочка, который дала ему Ариадна. Впоследствии он вошел в легенду как “нить Ариадны”. Тесей убил чудище и тем самым снял проклятие с острова.
Это, по сути, все, что сообщает данный миф о Лабиринте. Даже само название строения толком не расшифровывается. Некоторые ученые склоняются к мнению, что оно пришло в греческий из языка пеласгов, которые населяли эту землю до прихода греков. Их наречие еще не до конца расшифровано современными учеными, более того — даже Геродот не владел информацией касательно языка этой народности. Вот что говорил античный историк о пеласгах:
“На каком языке говорили пеласги, я точно сказать не могу. Если же судить по теперешним пеласгам, что живут севернее тирсенов в городе Крестоне (они некогда были соседями племени, которое ныне называется дорийцами, и обитали тогда в стране, теперь именуемой Фессалиотида), и затем — по тем пеласгам, что основали Плакию и Скиллак на Геллеспонте и оказались соседями афинян, а также и по тем другим городам, которые некогда были пеласгическими, а позднее изменили свои названия. Итак, если, скажу я, из этого можно вывести заключение, то пеласги говорили на варварском языке.”
Точно известно, что окончание “inthos” присутствовало в названиях населенных пунктов у пеласгов. Но Лабиринт из легенды был построен гораздо позднее — примерно в 1600 г. до н. э. Если верить мифу, то он был расположен именно в Кноссе. Однако ученые сомневаются в точности этих сведений. Неизвестно даже, как выглядело это строение, и для чего было построено на самом деле: возможно, его извилистые переходы предназначались для ритуальных представлений и танцев.
Были ли стены? Как знать. Не исключено, что он был похож на северные мегалитические сооружения, тоже именуемые лабиринтами, с тем лишь отличием, что не имел спиралевидной формы. Вполне допустимо, что на гладком каменном полу были прочерчены линии, вдоль которых и двигались участники ритуала: этого тоже было достаточно для того, чтобы сакральное место считалось лабиринтом.
Херман Керн, немецкий историк, считает, что в этих помещениях исполнялся особый танец, который подробно описывается в “Илиаде” и “Одиссее”. “Стройно-живая хороводная пляска” изображена на этрусском кувшине из Тральятеллы (640 г. до н. э.): совсем юные воины, как пешие, так и всадники, держат в руках богато украшенные щиты, на которых изображены птицы и лошади. В танце молодые люди покидают лабиринт, а на заднем плане видны две влюбленных пары. Здесь Минотавром и не пахнет.
Но что тогда происходило в лабиринтах? [Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
Сам рисунок на этрусском кувшине очень напоминает обряд инициации. И вообще целью подобных “танцев” могли быть вполне приземленные вещи: успех в задуманном деле, хороший урожай или долгожданная беременность. Достаточно было пройти от начала до конца по таинственному лабиринту.
Вопреки расхожему мнению, античный лабиринт вовсе не был таким запутанным, как его преподносят сейчас. На множестве археологических находок, в том числе и на кносских монетах, есть изображение того, что греки понимали под этим словом. Чтобы пройти до центра, человек должен был семь раз его обогнуть (число может меняться), с каждым поворотом заходя на меньший “круг”. И вот что удивительно: когда заходишь внутрь лабиринта, понимаешь, что центр — вот он, совсем рядом. И дойти до него совсем просто, потому что ни одна боковая галерея, ни одна преграда не встанет на пути: сворачивать некуда, коридор, ведущий к центру, только один. Как ни пытайся, неизбежно попадешь в центр. И точно так же — легко и непринужденно — можно выбраться наружу.
Но тогда к мифу о Минотавре появляется один большой вопрос: если из лабиринта так легко выбраться, то зачем Тесею понадобилась пресловутая нить Ариадны?
Скорее всего, истинное значение лабиринта со временем было утеряно, как и многие древние знания. Его единственный путь никак нельзя сравнить с тем множеством вариантов дороги, которые предлагаются современной интерпретацией этого сооружения. Если раньше человек неизменно попадал в центр лабиринта для сражения с чудовищем, и после возможной победы мог найти обратный путь, то в новом времени все изменилось: даже само название в некоторых языках народов Европы стало иным и приобрело другой смысл. Например, в немецком языке Labyrinth превратился в Irrgaten, “вертоград блужданий”, в котором человек мечется в поисках своей цели и выхода, и никак не может их обнаружить. На первое место вышла не победа над Минотавром, а собственная слабость, и это не единственное отличие Irrgaten’а от “классики”.
В путешествии по кносскому лабиринту у вошедшего будет невероятная гамма противоположных ощущений. Вроде бы цель — вот она, дотянись рукой, но тут же коридор уходит резко в сторону, уводя от искомого центра все дальше, на внешнее кольцо. Сумеет ли посетитель добраться до цели? Здесь и отчаяние, и надежда. В этом лабиринт схож с человеческой жизнью — игра контрастов, сопровождающая в путешествии по коридорам, сильно ее напоминает. Близость и удаление от цели, ощущение победы и крах вместе с новым поворотом — только и остается, что идти вперед и надеяться на то, что центр лабиринта уже совсем близко, и вскоре уже покажется тусклый свет его факелов.
Не только здание, но и сам символ был реликвией, причем весьма популярной: его изображали очень часто, иногда — даже впопыхах, словно между делом, черкнув привычное изображение на кусочке глины. Пример такого “творчества” был найден на раскопках в Пилосе: совсем небольшая глиняная табличка, на одной стороне которой был список чьего-то стада коз, содержала на обороте символ лабиринта. Он был процарапан наспех, так, как сейчас человек выводит бездумные каракули на листке бумаги. Значит, тот, кто его нарисовал, хорошо был знаком с устройством лабиринта — иначе он не смог бы точно и быстро его изобразить.
… С очередным поворотом центр лабиринта все ближе, как и Минотавр. Самое сердце тьмы, в котором таится неизвестность, встречи с которой не избежать — как со смертью. Может, ритуальный танец и олицетворял саму жизнь?
Имя “Минотавр” часто употреблялось применимо к людям с определенным складом характера. Если сейчас о них сказали бы что-то вроде “Истинный дьявол!”, то в античном мире они превращались в “Сущих Минотавров”. Когда проводились археологические работы в Помпеях, то на колонне одного из домов была найдена надпись: “Здесь живет Минотавр”. Так назвали некоего Марка Лукреция, и сопроводили характеристику процарапанным рядом символом лабиринта.
… Чем дальше вошедший углубляется в темные коридоры, тем ближе центр. Время теперь не тянется, как в начале пути — оно бежит с невероятной скоростью, и все меньше его остается до встречи с неизбежным — после нее вернулся только Тесей, но живым ли он пришел в этот мир? Недаром в мифе было указано, что паруса корабля, на котором царевич возвращался домой, не сменили с траурных черных на белые.
И вот — сердце лабиринта. Пустая, ровная площадка.
Но где же Минотавр? Где то чудовище, которое, по легенде, прячется в центре лабиринта? Конечно, можно списать все на наивность древнего сказания, но верна ли его трактовка?
Миф гласит, что именно там, куда приводит длинный коридор, живет некое существо — Минотавр, во все века считавшееся средоточием зла (в Средневековье там обитал сам Дьявол). Но там пусто — только вошедший находится на месте Минотавра. А что, если он и есть это чудовище, в сердце которого скрывается тьма? Он сам, пройдя извилистый путь, обратился в Минотавра, и теперь у него только два выхода: остаться здесь, с необъятным злом в сердце, или же устремиться назад — к свету.
Может, ритуальный танец как раз и олицетворял этот цикл, когда человек, проживший отпущенный ему срок, встретился в итоге со смертью, встал лицом к лицу перед всем, что натворил за жизнь, и затем переродился снова, чтобы начать все сначала?
Нашлось объяснение и для нити, которую Ариадна вручила Тесею. Исследователи предположили, что танцоры обвязывались одной нитью перед тем, как войти в лабиринт. Это делалось для того, чтобы во время “журавлиного танца” череда его участников не распалась, и не они не потеряли свое место в процессии. Первый танцор проходил вперед, ведя за собой всех остальных, которые подражали движениям журавля (отсюда и соответствующее название) бойкими прыжками, поворотами и поклонами. В танце они добирались до самого центра, где разворачивались и, держась за “нить Ариадны”, возвращались из мрачного лабиринта к свету.
К XII веку до н. э. сакральная сила лабиринтов изрядно ослабла. Многие сооружения были разрушены в ходе сражений, иные не пощадило время. До IV века до н. э. еще сохранялся смысл ритуальных танцев, но постепенно люди теряли интерес к подобным зрелищам: им становились непонятны движения танцоров, которые, к тому же, по большей части скрывались за стенами лабиринта. Но если танец забывался, то лабиринт — нет. Символика распространялась на север и восток.
У римлян лабиринт воспринимался больше как декоративный символ, прекрасно смотревшийся в столовых и вестибюлях. Популярное мозаичное оформление содержало собственно лабиринт и сценку из знаменитого греческого мифа, но римские художники временами забывались, и их символ часто не имел ни входа, ни выхода. Узор не терял красоты — а большего заказчику и не требовалось.
Удивительно, но мистическая сила возвращается к лабиринту в эпоху всеобщей христианизации: теперь он символизирует грешную жизнь, которую человек должен прожить, прежде чем очиститься в середине лабиринта и узнать там смысл своего существования.
Под влиянием христианства символ меняется: в него вписывается крест, и подобные готические изображения появляются у входов в большие кафедральные соборы. Хорошим примером может стать лабиринт Шартрского собора: прохождение его 28 поворотов олицетворяло путешествие в Святую землю.
Средневековый Альбион больше предпочитал лабиринты из подстриженных в соответствующей форме кустов. Там гуляла молодежь, справлялись праздники. Некоторые “газоны” сохранились и до сей поры: например, в графстве Эссекс, или в Южном Уэльсе. Встречаются подобные и в Германии.
Современные “лабиринты” уже ничем не напоминают древние сооружения, при прохождении которых человек обретал Себя. Теперь они стали действительно “вертоградом блужданий”, бессмысленных и непредсказуемых. Десятки и сотни закоулков, ходов и преград не оставляют шанса на прохождение, и сакральное место превратилось в запутанный аттракцион. Из него теперь можно выбраться только с помощью “нити Ариадны”, но жаль, что время превратило ее в миф.